два года появилась еще одна дочка, и наша жизнь превратилась в кошмар.
– Тоже любовники?
– Бог миловал, но не знаю, что лучше. Её увлечение стоит мне не меньше. Ей удалось сохранить разоренную усадьбу и плантацию отца, а поскольку я не горел желанием вкладывать большие деньги для восстановления хозяйства, она решила сама зарабатывать.
– И что, успешно?
– Еще как! Управляла двумя лесопилками, магазином, салуном и больше не хотела детей. Представьте себе такое редкостное сочетание – невинное личико и абсолютно недетское, острое, почти мужское восприятие жизни, пленительная женственность и крепкое словцо.
– Вы меня заинтриговали своей супругой! Хочется увидеть ее, устройте нашу встречу как-нибудь. Но, тем не менее, я не советую вам разводиться, вы все еще в её плену.
– Нет, все кончено. В этом году погибла моя любимица, младшая дочь. Жена ненавидит меня, считает, что я виноват во всем. Я действительно баловал ребенка. Ну, как я мог ей что-либо запретить, когда она так меня любила?!
В голосе приятеля было столько боли, что Редфорд уже обрадовался, что в его жизни не было любви, зато не было и мучений.
– Я купил ей пони, – осипшим голосом рассказывал Батлер, – обучил брать небольшие препятствия и гордился, что у девочки в четыре года хорошая посадка и крепкая рука. Она была такая бесстрашная, хотела прыгать выше, а ножки у пони коротковаты…
Батлер быстро налил бокал виски и выпил его залпом. Он впервые говорил о Бонни.
– С тех пор я пью, не переставая, уже полгода. Может, не стоит браться за серьезное дело? – неуверенно спросил он.
– Глупости, в Нью-Йорке есть хороший врач, который не позволит вам оставить меня без такого дельного партнера. К сожалению, детская смертность высока, – утешал сенатор, – трудно найти семью, которая сумела бы сохранить всех своих детей. Мы тоже потеряли двух девочек, я до сих пор не могу сдержать слез, когда их вспоминаю.
Действительно, в ту же минуту его глаза подернулись влагой.
– Поплачьте, и станет легче, уверяю вас. Подумайте о других детях. Нам вот старший сын недавно подарил внучку. А вы еще молоды, сами родите.
Ретт отрицательно покачал головой.
– Это сейчас кажется невозможным, но пройдет время, помиритесь с женой, и все получится само собой. Ведь из всех женщин на свете только она знает, какой была ваша любимица, только она сможет разделить ваше горе.
От здравых рассуждений сенатора Ретту не то, чтобы стало легче, стало менее трагичным ощущение безысходности его существования. За неделю они оформили все необходимые документы, и Редфорд предложил отметить это событие.
– У меня тут актрисочки знакомые, пригласим? Уверяю, есть прехорошенькие. Какие тебе нравятся женщины? – перешел он на доверительное «ты».
– Шатенки с глазами зелеными, как горох.
– Ну, и запросы у тебя! Попробую найти.
– Я шучу,
