раздела имущества, – продолжала Дарья.
– Никакого имущества,то есть,никакого раздела, – раздражённо перебил он,уже не думая ни о каких приличиях. Все остаётся в квартире,– он чувствовал, как нестерпимо хочется ему покончить с договором, покинуть это милое кафе в деревенском стиле и не видеть перед собой лицо Леры, которая сидела молча и вроде бы совершенно спокойно. Лишь пляшущая туфелька без каблука на большом пальце ее правой ноги показывала, что спокойствие это даётся ей совсем нелегко.
– Машина тоже остаётся, – торопливо добавил он, опережая ее вопрос. – У меня машина с работы.
– А вы благородный, – покачала головой адвокат. – Таких сегодня немного. С вами можно было бы встретиться и в офисе.
Она задумалась, видимо, о чем-то своем. Потом встряхнув головой, словно прогоняя ненужные воспоминания, сообщила, что письмо будет готово в течении недели и выслано заказной почтой. А дальше – суд, развод и свобода.
К стоянке они шли молча. Наконец, он набрался смелости:
– Как Ленчик, Давидка? Что у них?
– Они взрослые, умеют разговаривать, мог бы позвонить, спросить, – желчно ответила Лера.
Его обдало горячей волной стыда за свою тупость. Он ждал, что они позвонят, с обидой осознавая, как стал вдруг совершенно не нужен своим мальчишкам.
А они…они, наверняка, думали то же самое.
– Я позвоню, сегодня же позвоню, – торопливо пробормотал он.
– Лучше завтра, завтра к вечеру они будут дома.
– Да, конечно, завтра. Пока, Лера, – он протянул руку, но она лишь помахала на прощание пальцами с безукоризненным маникюром и пошла к машине. Он стоял и смотрел вслед женщине, матери своих детей, по-прежнему интересной, ухоженной, успешной, так многого добившейся в новой стране, но не сумевшей удержать мужа и сохранить семью.
Глава четвертая
Лето прошло быстро, пролетело в каких-то мелких заботах. Главное – он наладил связь с детьми. Сначала это была переписка короткими эсэмэсками, а потом они встретились – в той же шашлычной. И были шашлыки и салаты, лепешки, хумус и соленья. И совсем рядом были любимые лица – загорелые, повзрослевшие. Они не виделись почти 4 месяца. Вроде немного? Много, очень много. Он чувствовал, что пропустил что-то в их жизни, и это что-то не вернуть, не восстановить. Они не задавали вопросов, не напрашивались в гости. А он не звал, не был уверен в их реакции.
В сентябре их развели по суду, и только тогда Лера сообщила о происшедшем их общим друзьям. Это был эффект разорвавшейся бомбы. И отголоски этого взрыва он ощутил сразу.
В октябре был день рождения у двоих из их компании, с разницей в три дня. Уже годы справляли традиционно: пикник на природе, гитара, капустник с переодеваниями, байки- анекдоты, много вина, мяса, зелени и хлеба. Было у них свое место в лесу под Иерусалимом – длинные деревянные столы, места для мангалов. В этом году его не позвали. Жены его друзей, с которыми он учился в университете, встали дружной стеной
