бровь
Букмекеры чокнулись бокалами, и выпили шоты.
– Я пойду, у меня голова кружится, завтра всех жду в пять часов, здесь.
Николай попрощался с друзьями, вышел из паба и, закурив сигарету, двинулся домой. Радольский шел с разбитым носом и бровью, кровь которого застывала от холода, это действительно было самое холодно лето за многие десятилетия. Николай находился в полном смятении, эта потасовка сильно напрягала Радольского, он ощутил страх, что может потерять все, даже если это и ничтожно маленькое начало. Он раздумывал над тем, что бы было, если они не вывезли в драке, что, если они бы забрали все их заработанные деньги за этот крупный матч. На улице стало еще холоднее, поднялся ледяной ветер, благо Николай уже дошел до дома и поднялся в свою квартиру. Николай жил со своей матерью в обычной двухкомнатной квартире с частыми протечками и с ужасной подачей газа. Старая, деревянная, еще с советских времен мебель, жесткие диваны, скрипящие столы и стулья. В общем, типичная постсоветская квартира, антураж которой дополнял пыльный ковер на стене. Николай разулся и направился к своей комнате, проходя мимо кухни, его окликнул женский голос. Это был звонкий, четкий, не сильно громкий окрик. Николай остановился и повернул голову в сторону кухни. Из кухонного коридора вышла мама Николая – Анастасия Радольская. Женщина, невысокого роста, с длинными, заколотыми волосами и одним выпущенным локоном, в старом потертом халате, ей уже было почти за пятьдесят. Анастасия Радольская – человек, которого можно охарактеризовать одним словосочетанием – «Сильная женщина», да это банально, но других слов было невозможно подобрать. Когда Николаю было шесть лет, из их семьи ушел отец, а точнее променял воспитание сына на бутылку со стаканом – что очень сильно ударило по Коле. Для него – уход отца из семьи был самым настоящим ударом в сердце и неокрепшее сознание малолетнего мальчугана. Наступили трудные времена, и матери Николая пришлось вкалывать на двух работах, чтобы хоть как-то прокормиться. Ранним утром, она вставала в пять утра и отправлялась на работу. Она работал в Ливерградской типографии, с шести до двух – она отвечала за распределение печатных статей, книг, штампов и все в этом духе. После, она шла в пекарню, которая находилась в пару кварталов от типографии, где она занималась выпечкой хлеба. Она поздно приходила домой и была абсолютно без сил, уставшая с засыпанными глазами. У неё толком даже не было времени на себя, но несмотря на это – Анастасия от природы имела очень симпатичную внешность, поэтому в косметике она не нуждалась. Когда Николай оканчивал школу, положение их маленькой семьи понемногу стало улучшаться. Анастасию повысили по должности в типографии, и необходимость подрабатывать в пекарне сразу исчезла, как и глубокая финансовая пропасть в семьи Радольских. Они не разбогатели, но стали жить значительно лучше, чем раньше. Когда Анастасия окликнула его, у Николая не было особого желание общаться с матерью из-за произошедшего некоторое время назад, да и вообще из-за их отношений друг с другом. Их отношения – довольно сложная штука, у них не было особой близости, как мать и сын, не было, понимая «любимый сынок» и «любимая мама» – грубо говоря, они были сожителями. Как-то
