так стремительно наколола на вилку зеленую сферу, что муж едва успел открыть рот. И ко всем одновременно, наконец, пришло осознание, что Лёва сел на стул окончательно. То есть праздничная речь кончилась.
– За завещание, – крикнули все, звеня бокалами.
– Да вы тост Лёвы слушали внимательней, чем завещание, – сказал дед, и все посмотрели на Лёву с улыбкой легкого неодобрения.
Миле снова поменяли тарелку, не потому что она была прожорлива – нет, просто пока она ковырялась, всё на тарелке успевало застыть. Питалась она довольно-таки условно. Давыдов тихо мычал себе под нос отрывок любимой пластинки, Лёва тихо сказал: «Может хватит уже». Муж, почти не прерывая мычания, ответил: «Ну, ну», – дескать, спасибо, но не стоит беспокоиться. За столом привыкли больше молчать. Если болтовня за ужином долго не прекращалась или вдруг, что много хуже, речь заходила о деньгах, Мила тянулась к трубке ближайшего телефонного аппарата. Все знали, она намерена без малейших промедлений вызывать полицию. Дед всё же предпринял свою попытку всех раскачать: «И это нынешняя молодежь. Никакого желания веселья. Где она? Что вы с ней сделали? С ней, с молодостью». Все стеклянно замерли, сережки Милы враждебно сверкнули. Как будто дед сказал что-то, даже не крайне не приличное, а какую-то гадость, на которую ни в коем случае нельзя ни реагировать, ни даже подать вида, что заметил это. И на это, разумеется, не стоит отвечать. Дед аж поежился от произошедшего, если это и вправду произошло.
В карты почему-то решили играть при свечах. Все щурились и, за исключением Милы, едва-едва отличали трефы от бубен. Однако Миле карты не нравились, она играла очень нехотя, лишь за компанию и для комплекта, но всегда выигрывала, но тоже нехотя. Ей, видите ли, больше нравятся шарады и прятки.
Мила так и сказала: «Прятки», но ее любовник с воплем «Догонялки!» вскочил на ноги так проворно, что она вскинулась, как кошка с перепугу, на стул – тот, несмотря на свою тяжесть, начал лениво валиться под невесомой Милой, но она уже перемахнула на стол. Выставив ладони во все стороны, она заскользила и заскоблила высокими острыми каблучками по дереву, любовник широко сгреб рукой, оторвал туфлю и чуть не стянул чулок – в одной туфельке она стала, как ни странно, уверенно устойчива и мгновенно метнулась прочь с трепещущим хвостом чулка как комета – по столу за стол, отгородивший ее от любовника, который теперь уже никогда не смог бы сграбастать ее всю.
С растрепанными волосами отдышавшись от смеха, приступили к пряткам. Прятки так прятки. «Как будто они мне больше нужны, чем вам, – ответила Мила, – Вы и прячьтесь. Искать буду я».
Когда все спрятались, любовник сразу бросил прихваченную для этого тарелку в стену, чтобы не слишком долго стоять в шкафу. И все же, Мила их долго не находила, она только поочередно чмокала то Лёву в шкафу, то мужа на четвереньках под столом. «Где же они? Как можно так прятаться. Может тут?», – чмок, – «Нету тут. Тут?», – чмок, – «Нет».
Деда она нашла сразу. Он никуда не уходил с кресла, а только накинул
