каждый шаг каждого из нас. Эта память у меня от Бога. Мне достаточно прочитать книгу – и я могу ее почти дословно пересказать хоть через десять лет. Я столько знаю… Я так много перечитал… Мой мозг уместил в себя огромную библиотеку, и я могу в любой момент из этой библиотеки извлечь нужную информацию – только скажи, о чем надо узнать – с цитатами наизусть, с датами, с изощренными фамилиями и названиями на незнакомых языках, лишь бы кто-то мне их когда-то прочел или сказал… Нет! Мой гений не должен погибнуть! Он должен жить. Жить! Жить! Не для того я создан, чтобы лечь костьми в этом лесу. Я верю в эзотеричность своей личности, Я же вижу, насколько отличаюсь от всех других. Я – талант. Я – гений. А гениям прощается все! И тех паскудных плебеев, из-за которых я терплю муки, Всевышний покарает так, что они будут завидовать мертвецам. И ту сучку, которая меня соблазнила. Дьявол, обернувшийся синеглазой девушкой! Оборотень с сердцем змеи! Их всех, всех, всех покарает Бог! Мой Бог! Он за меня, он сотворил меня для великих идей. А вы все быдло. Вы не смеете поднимать на меня свои собачьи глаза, если я этого не хочу. Вы должны молиться на меня только за то, что имели счастье стоять со мной рядом. Вы не понимаете все, с кем имеете дело. Грязные людишки! Вы занимаетесь мышиной возней – только шакалите, где можно перехватить шматок недогнившей падали, чтобы только набить живот. Вы, слюнявые рты! Вы, завистники! Вы только смотрите в чужой огород – не дай Бог, у соседей лучше! Тогда вы истопчете все своими немытыми ногами. Залить, уничтожить все лучшее, чего нет у вас! Жадные, ненасытные твари…
Что-то неуловимо изменилось на сцене нашего театра. Не пойму, что. Кажется, стало слишком много горящих углей. Костер стал похож на мангал. И не только. Я почувствовал щекой, как взгляд начальника упал сначала на меня, потом быстро перебежал на Плещеева. Плещеев исподлобья посмотрел на Гашиша. Между моими спутниками возник молчаливый диалог. Они не догадались, что от моего внимания не ускользнет ни одно из невысказанных слов.
Они не знают объема моих возможностей, потому что они не могут поставить на мое место себя. На место гения – это им невозможно представить. Потому что они такие же плебеи, как и все. Почему я и одинок – такие, как я, рождаются раз в столетие. Мне бы жить вместе с Леонардо да Винчи («Или сидеть вместе с ним в одной камере», – огрызнулся внутренний голос). Люди не могут прочувствовать моей одаренности, поэтому завидуют или подстраивают козни.
… Плещ шаркнул подошвой и поменял затекшую ногу. Я понял, что вздрогнул от неожиданности. Кажется, я начинаю бояться. Это гибель. Надо не выдавать себя. Надо скрепить свои нервы. Я выше их, значит, я выше животного страха. Я – гений. Я – полубог. Я не должен умереть. Моя сверхъестественная память помогала мне. Мне только надо сосредоточиться – и выплывет то, что меня спасет… Но иногда все же она и мешала…
Иногда? Разве иногда? Она всегда стояла бельмом в глазу. Она мне била по голове, ночами я не мог спать и сидел, вылупившись в книгу до тех пор, пока не отрубался в бессильном, болезненном сне. И в этом сне фейерверком мелькали эпизоды увиденного,
