у него дочь. Мамуле, напротив, эта идея пришлась по душе, она обрадовалась, что в столь тяжелые времена рядом со мной будет кто-то молодой. После того как Джо вышел из подполья и вернулся в Прагу, мы наконец-то выехали из нашей большой квартиры в центре города. Хозяин квартиры был счастлив: теперь он спокойно мог сдать ее чехам.
Мы нашли крохотную квартирку на окраине города, рядом с киностудией «Баррандов»: две комнаты, кухня и никакого центрального отопления. Вдали от всего, но зато можно было гулять по полям и лесам, что раскинулись неподалеку. Для молодоженов места было бы вполне достаточно, но мы переехали туда вместе с родителями, чтобы не занимать много места. Часть мебели распродали, а тем, что осталось, заставили квартиру. Ателье перенесли в новое помещение в центре Праги.
20 августа 1940 года мы поженились. Заключать браки между евреями в прекрасной Староместской ратуше отныне было запрещено – только в небольшом окружном дворце бракосочетания на окраине города. Пользоваться такси нам не разрешалось, а ехать в трамвае с огромным букетом белых роз, который мне преподнес Джо, я отказалась. Но проблема была решена: мы попросили одного из наших молодых подмастерьев провезти для меня букет в огромной сумке.
С оглядкой на время я решила выйти замуж в простом черном платье, но выбрала к нему несуразную светло-голубую шляпку, которую принесла с собой в бумажном пакете и достала только для того, чтобы сфотографироваться в зале ожидания. Мои сотрудники и друзья толпились в маленьком зале бракосочетания, а потом мы все обедали в ресторане у француза Пьера-Луи, где часто бывали, когда Джо ухаживал за мной, и который обошел антиеврейские законы, просто закрывшись «по болезни».
Четырехдневный медовый месяц мы провели в Злине, некрасивом промышленном городе, где Томаш Батя[7] производил свою обувь. Мы отправились туда только потому, что там находилась единственная гостиница в стране, куда еще пускали евреев. Но даже в ней нам пришлось обедать у себя в номере, потому что появляться в столовой евреям было запрещено. Через четыре дня наш медовый месяц и уединение закончились. Мы вернулись в нашу крохотную пражскую квартирку, где меня все еще считали ребенком, а с моим мужем обращались как с приемным сыном.
К тому моменту я была единственным работающим человеком в семье. За прошедший год наша бывшая подчиненная Мари слегка изменилась. Обладание процветающим делом дало ей такой социальный статус, о котором она прежде могла только мечтать. Нескончаемая антисемитская пропаганда оккупантов разъяснила этой простой девушке, какому риску она себя подвергает, продолжая держать на службе меня и маму, и, возможно, даже оправдала в ее глазах смену ролей. На тот момент немцы выигрывали войну, и не было никаких предпосылок к тому, что статус-кво когда-либо может восстановиться.
Когда мы переехали в Баррандов, Мари решила, что для сохранения старых клиентов будет достаточно и одной Рабинек. Так мои родители лишились своих мест. У мужа не было постоянной
До Второй мировой войны обувная фирма Bat’a была одной из крупнейших в Европе. Существует и сегодня.
