который выглядит на все 25!»).
Муж наставницы, одет неброско. В обычный, твидовый, домашний костюм коричневого цвета. Его функции, насколько помнит Умрия, были чисто хозяйственными. Ну и, разумеется, на работу, связанную с присутствием большого количества детей, брали, только проверенные, и специально обученные семейные пары. Ведь до окончания школы, нравы, царящие в поместье, были самыми строгими.
Но больше всего, Умрию поражает вид хозяйки поместья. Она стоит, между наставницей и ее мужем. Ее прическа высока. Лицо, от нижней кромки волос на лбу и до трепетно раздувающихся, тонких крыльев ноздрей, сокрыто за темным непрозрачным платком. Его ткань, настолько плотно прилегает к коже, что буквально, сливается с ней. Поэтому, можно смело сказать, что скрыты, только глаза. И это все! Нет, на ногах виднеются черные подвязки, но они, лишь подчеркивают, их стройность и, немного стягивая кожу, создают тот милый, самый верхний, промежуток, между кожей внутренней поверхности бедер; то неповторимое впечатление, беспомощной и доверчивой незащищенности, которое так будоражит мужчин.
Умрия наблюдает, как одна подушка сдвигается в сторону, а другая тщательно взбивается и помещается в изголовье, а на нее, мягко и бережно, укладывается голова хозяйки. Она покусывает, пухлые губы и широко разводит в стороны руки. На ее запястьях, затягиваются малиновые, шелковые петли. Их тянут к ближайшим столбикам и плотно привязывают к ним. Мужчина, подложив под затылок хозяйки руку, приподнимает ее голову. В правой ладони Наставницы, отсвечивает изумрудная пилюля. В левой руке – высокий бокал, наполненный прозрачной жидкостью. Богиня открывает рот, и таблетка сверкает уже на языке. Она делает два больших глотка из бокала. Утвердительно кивает головой. Прошла.
Настает очередь ног. Их тянут к столбикам изножья кровати так, что они ожидаемо, расходятся в стороны друг от друга. А вот, и щиколотки, тоже оказываются в малиновом обрамлении. Оно не такое нежное, что пленяет руки, потому что петли притягивают к столбикам, с такой силой, что тело оказывается, вытянуто в струнку, и замирает в классической позе Адама…
Но и это, еще не все… Вторая подушка, складывается вдвое, и Наставница, буквально, протискивает ее, в тот узкий промежуток, между ягодицами и периной, который создает ее муж, изо всех сил приподнимающий белые бедра. Теперь, щедро освещенное тело, не просто струна; это, особым образом, изогнутая струна; изогнутая так, что вершиной ее дуги является, отнюдь не голова, а те коротко подстриженные кучеряшки, которые постепенно распрямляясь, словно легким пухом обрамляют холм Венеры. Наставница, еще поправляет непослушный локон на голове хозяйки, одергивает, видимые только ей одной, складки постели, а ее муж, поднявшись на второй этаж и войдя в шикарно обставленную библиотеку, говорит двум людям, тела которых сливаются с темной обивкой кресел:
– Прошу вас, джентльмены.
Они не заставляют дважды повторять приглашение. Судя по отсутствию одежды и по некоторым другим признакам, джентльмены имели возможность
