всем: от гвоздей, топоров и дров до биноклей с линзами Цейса. Торговали и по обыкновению заводили друг с другом резкие разговоры о религии:
– Вот в церквах попы учат, что Бог существует и что заботится он о нас бесконечно, как о малых детях своих единокровных. Вот надобно веровать и не забывать про это…
– Вот как погниёт всё добро на полях нонче в дождливое лето – тогда покумекаете, есть он, ваш ентот Бог, али нет его…
– Духи! Одеколон! Духи! «Оригон-Коти»! «Шипр-Коти»! «Кельк-Флер»! При помощи имеющейся специальной стеклянной пипетки почти задаром можно надушить свой шейный платок великолепными оригинальными французскими духами!
На улицах всегда полно городовых. Правда, теперь они назывались по-новому, по-революционному – милиционеры. Стояли милиционеры на всех перекрёстках в новенькой красивой форме. Все молодые, бритые, вежливые.
Нередко Шурка встречал на улицах и небольшие отряды красноармейцев. Шли они человек по двадцать-двадцать пять, ровным строем и, как правило, с одной и той же громкой песней:
«Смело мы в бой пойдём
За власть советов.
И как один умрём
За дело это!»
В сравнении с ростовскими, московские красноармейцы выглядели очень хорошо. Улыбающиеся, подстриженные, опрятные, с до блеска начищенными винтовками. Однажды Шурка услышал, как одна немолодая дама вычурной, буржуазной внешности, поравнявшись с ними, неожиданно громко воскликнула:
– Спасибо уважаемому товарищу Троцкому! Это он этих сволочей подтянул! Теперь-то совсем не то, что было в семнадцатом году!..
И вот – улицы, с каждым проходящим шуркиным днём становящиеся роднее и роднее – Сретенка, Сухаревка. Куда ни взглянуть – множество людей! Шумели, волновались, покупали, продавали. Все было разграничено по особым правилам: здесь – биржа, там – торговые ряды, чуть дальше – мануфактура, табачный ряд, лавка готового платья, старый хлам и книги. Шурка всегда крепко держался за свои карманы, когда по необходимости приходилось протискиваться мимо «биржевиков», ушлых торгашей.
– Молодой человек! На ваш рост брюки есть! Подходите мерить! Подходите!
– Мужские шляпы, женские шляпы! Покупайте самые знаменитые на всей Сухаревке шляпы!
Взад и вперёд сновали шустрые мальчишки, разносящие напитки – в огромных стеклянных бутылях – красная, жёлтая или зелёная жидкость, в которой плавали кусочки льда и лимона. А вот – граммофонные пластинки, совсем такие, какие были у шуркиной мамы. Только Шаляпин, Собинов и Вертинский на них конкурировали теперь с речами Троцкого и Ленина.
Там, на Сухаревке, непременно у одного и того же торговца, Шурка покупал вкусное сливочное мороженое и шёл домой. Вечером, сидя в комнате у раскрытого настежь окна, уплетая принесённую мамой свежую клубнику, он вслушивался в доносящиеся с московских улиц
