все и так бы работало.
– Это демагогия. Приведи примеры, когда международное право было нарушено.
Он долго мялся, ворчал.
– Вторжение США в Ирак в 2003. Это нарушение права на суверенитет.
– Филипп, – задохнулась Зо, – это война. Когда нарушается международное право – начинается конфликт или война, это взаимосвязанные вещи.
– Тогда нафиг оно нужно, если его можно нарушить?
– Оно защищает человеческие права…
– Нет никаких человеческих прав, все это ерунда.
– …На жизнь, свободу, труд, отдых, безопасность.
– Государство может делать все, что хочет.
– Пытать своих граждан?
– Это дело государства.
– То есть, чтобы ты даже не мог никуда пожаловаться?
– Это будет вмешательством во внутренние дела государства.
– Остановите, пожалуйста, машину.
– Тебе плохо? – Филипп дернулся к ней.
– Нет-нет. Просто хочу подышать.
Зо вышла на обочину, сделала глубокий вдох. Ребенок. К чёрту весь мир, прогресс, гены, суверенитеты и Гааги, к чёрту самого Филиппа с его реакционными взглядами.
Она снова села в машину.
– Все в порядке? – Филипп аккуратно приобнял ее.
– Да, все хорошо, – она поцеловала его в щеку. Они помолчали. – По этой логике скоро закроют границы. Это собственно то, что я хотела сказать в самом начале.
***
Работа Филиппа больше никогда не была прежней. Его начали беззастенчиво промоутить: из младшего исследователя он взлетел до начальника лаборатории. У него захватывало дух. Он остро ощущал нехватку опыта, чувствовал, что не заслуживает, и только Зо, как птица Сирин, пела ему, что он все сможет. И он справлялся: изо всех сил учился работать с клетками, с эмбрионами, обучался векторным технологиям, изучал CRISP-R – системы, позволявшие разрезать ДНК в абсолютно точных координатах. На работе его недолюбливали за тесные связи с начальством, но уважали за тягу к новому и работоспособность. Мария появлялась в лаборатории до 4-х раз в неделю, каждый раз заходила к Филиппу, интересовалась ходом работы, смотрела на чашки Петри с клетками, гладила его по плечу. Филипп каменел в такие моменты. Он не знал, что делать (харассмент? абьюз?), у него все валилось из рук, стерильные пипетки летели на пол, он смущался и цеплялся халатом за дверные ручки. Он не мог обсудить это с Зо, хотя, скорее всего, она бы просто рассмеялась и слила тему, и он бы сам потом смеялся Марии в лицо. Что-то его останавливало: эти поглаживания по плечу, грант и пипетки, а еще беременность Зо. Филипп хотел быть самостоятельным и крепким, выпутаться и остаться и при пипетках, и при достоинстве.
– Ну, всё, дорогой доктор Зеер, – как-то сказала Мария. – Я в деле, – и подмигнула ему.
Филипп сглотнул, поставил склянку на стол.
– Добрый день, миссис Розеноер, – ровно сказал он.
– Что Вы как не живой! – всплеснула она руками. – Скоро принесут Вам мой материал.
– Я польщен, –
