дома свою внучку и ее будущего ребенка. Рожать будешь! Все будет хорошо! Эх, ты, птичка-невеличка, глупая ты моя! – вздохнул он. – А отец, кто? – осторожно поинтересовался Константин Георгиевич, старательно отводя от внучки глаза.
– Про отца даже не спрашивай, – всхлипнула Славка. – Все равно ничего не скажу.
– Хорошо, – согласился дед, – ну, хоть не наркоман, алкоголик или еще какой урод?
– Нет, – грустно улыбнулась Славка. – Отец ребенка замечательный человек, сильный, смелый, самый красивый. Просто я ему не нужна!
– И Бог с ним, – выдохнул Константин Георгиевич, – раз так, то и нам он тоже не нужен! Сами вырастим ребенка, не бойся.
– Я с тобой, дед, ничего не боюсь! – улыбнулась сквозь слезы Славка. – Мы вырастим ребенка, и это будет мальчик, я уверена. А фамилия его будет Огнев, как твоя.
– А отчество? – хмуро спросил Константин Георгиевич.
– Отчество будет Александрович, – Славка вздохнула. – Ну, что-то же он должен получить от своего отца?
-7-
А Власов, в этот самый момент, зашел в свой кабинет, отшвырнул от злости портфель в сторону, рванул раму окна, уселся на подоконник и закурил. Он только сейчас вернулся из МГУ. На факультете журналистики нет студентки по фамилии Вересова. А фамилия редкая, не Иванова или Петрова какая-нибудь! Значит, она учится в другом университете. Интересно, в каком? Да в каком угодно! Черт возьми! В Москве полно университетов, где есть факультет журналистики. Кроме того, это может быть и коммерческий вуз. Тогда число вузов вообще может увеличиться в несколько раз. И шансы найти Славку резко уменьшатся или вообще сведутся к нулю. Похоже, это конец love story, под кодовым именем Славка Вересова. А жаль! Власов уже курил вторую сигарету, не обращая внимания на пепел, который сыпался на его белоснежную рубашку, баснословной стоимости. А злость его все еще не отпускала. Он был зол на всех: на себя, на секретаршу Катю, и прежде всего, на глупую Славку. Какого черта она смылась, не поговорив с ним?! Могла бы устроить истерику, например, расцарапать лицо Власову, разреветься, в конце концов, проорать ему в лицо, что он гад, кобель и сволочь. А он обнял бы ее крепко-прекрепко и ласково прошептал бы ей на ухо: «Конечно, гад, но я кажется, люблю тебя, малыш». Потом каялся бы, говорил, что черт его попутал, но больше он ни–ни, никогда, ни с кем. И целовал бы ее, целовал, пока она не растаяла бы от его ласк, как Снегурочка на печи. Вот тогда бы она уже никуда от него не делась! А теперь, что? Как ее найти? Он глубоко вздохнул и неожиданно разозлился еще больше. А вообще-то, ему все это надо?! Он холостой, самодостаточный мужик, а она девчонка совсем! И чего он завелся?! Ведь он не приветствует серьезные отношения. Тогда зачем? Потому, что девчонка больно хороша? Наверное. Вот нравится она ему, до умопомрачения нравится! Хоть и брюнетка, хотя он предпочитает блондинок. Но эта брюнеточка особенная какая-то. У него такой еще никогда не было. И вовсе не потому, что она была девственница. Наоборот, она страстная, сексуальная, вызывающая непреодолимое влечение,
