style="font-size:15px;"> –– Чего ради стал бы я лгать? – ледяным тоном возразил граф.
Он был зол на самого себя за то, что приехал сюда. Женщин он действительно знал, и если бы занялся перечислением того, что знает о них, то шокировал бы барона. К дамам из высшего света у него с недавних пор было инстинктивное отвращение – он избегал флиртов с ними, не замечал кокетства, старательно обходил все попытки завязать с ним роман. Девицы и вдовы не нравились ему еще больше, чем замужние, потому что явно хотели замужества и гонялись за его деньгами. Очень, очень многие хотели за него замуж. Но в душе у него был лед, и ему становилось тошно при мысли, что рано или поздно придется впустить какую-то чужую женщину в свою жизнь и в свой дом. Все, что ему нужно было, – это забытье, минутное наслаждение, иногда ночь самого разнузданного разврата, но даже помыслить о том, что какая-то особа будет вечно рядом с ним, сломает его привычки, ограничит свободу – нет, это было невыносимо. Он никого не любил. Он был согласен платить за утехи и, говоря по чести, предпочитал простых продажных женщин с улиц, которые ни на что не претендуют, не скрывают своего статуса и которых он тут же забывал. У них было хоть одно достоинство – искренность. Так называемые золотые куртизанки ему не нравились. К чему все это? К чему обставлять таким шиком то, что совершенно одинаково со всеми женщинами?
На миг череда женских лиц прошла у него перед глазами – актрисы, продавщицы, проститутки из Пале Рояль. Он не помнил ни имен, ни лиц. Тем более подробностей. Голос барона вывел его из замешательства:
–– Так что же, войдем?
–– Извольте, – так же холодно отвечал Эдуард.
Они вошли. Швейцар принял у них цилиндры и трости. Барон де Фронсак, по–видимому, был здесь свой, лакей сразу узнал его и, вероятно, предупрежденный заранее, объявил:
–– Господин барон де Фронсак.
–– Господин граф де Монтрей.
В доме пахло духами и слегка – табаком. Людей в салоне было множество. Дверь налево была полуоткрыта, там виднелись ломберные столы и вовсю шла игра. В гостиной звучала музыка, вальсировали пары, сияли белизной обнаженные женские плечи, мелькали эполеты и ордена. Эдуард, предупрежденный о фальшивости этих орденов, инстинктивно поморщился.
–– А вот и госпожа Эрио, – негромко произнес барон.
К ним, разворачивая широкий веер из черных перьев, приближалась высокая, в меру пышная женщина в платье из дорогого черного бархата, отделанного муаром, с браслетами на красивых голых запястьях. Вырез лифа был заколот изящной золотой брошью. Корсаж облегал чуть вздымающуюся – видимо, после танца – грудь и тонкую талию. Хозяйка дома обладала поистине великолепной фигурой, где все нужные округлости были на месте. От нее веяло женственностью, свежей чувственной плотью. Госпожа Эрио была замечательно красивая брюнетка с очень белой кожей и горячим взглядом карих глаз. Ее красиво причесанные волосы блестели, словно черный шелк.
Барон склонился, целуя ей руку, Гортензия скользнула теплым взглядом по красивому
