и не для них.
Вернемся к тем, кто хотя бы раз окажется на эскалаторе, ползущем вниз. Спросите у любого человека: «Опасаетесь ли вы того, что, спустившись в метро, можете не подняться обратно?» Скорее всего, он улыбнется в ответ, приняв вопрос за шутку. Как можно бояться того, что до боли знакомо и привычно, с чем имеешь дело каждый день, год за годом? Даже если ваш собеседник собирается свести счеты с жизнью, бросившись на рельсы перед поездом подземки, то он уж точно не опасается. Он, наоборот, надеется… Но мы говорим не о самоубийцах, а об обычных людях, вроде нас с вами. И о метро. И начать, пожалуй, следует с того, что метрополитен – не совсем обычный вид транспорта, при всей своей привычности и даже обыденности – если, конечно, вы житель мегаполиса, а не его редкий гость.
В чем же его необычность? Как, в свою очередь, воздушный транспорт, едва появившись, ворвался в небеса, ранее считавшиеся исключительной собственностью богов, так и метро – волей своих создателей – вторглось в мир, не менее чуждый обычному человеку, – в подземный мир.
Однако мало кто вспоминает, спускаясь в такие с виду обжитые подземелья, что в мифологиях всех без исключения народов мира, как ныне живущих, так и давно исчезнувших, подземный мир принадлежал только мертвым. Был и остается их царством. Это мир, в котором восприятие времени и пространства неуловимо меняется, загнанное в причудливо очерченные мрамором и бетоном объемы станций и переходов. Это мир, в который никогда не проникают лучи солнца – станции наземных линий и размещенные на поверхности депо не в счет. Здесь тьму раздвигает лишь искусственный свет, во всех градациях своей яркости – от ослепительных ламп на платформах до тусклых дежурных светильников в туннелях.
Однако, спускаясь в метро – эту оккупационную зону, отвоеванную живыми у мертвых, – мы продолжаем вести себя в соответствии с теми же законами, нормами, стандартами, стереотипами, привычками, которым привыкли следовать на поверхности. И даже не задумываемся, продолжают ли они действовать там, под землей. А ведь покойников обычно закапывают не так глубоко, как строят платформы станций даже так называемого неглубокого залегания, – то есть мы беспечно забираемся в темную бездну дальше, чем это делают те, кто нас уже покинул. И, ожидая, что все здесь будет так же, как и наверху, не замечаем, что в этом мире другие правила. Немного, но другие. Не замечаем, что меняемся и мы сами. И не имеет значения, кто ты: «профессиональный пассажир», собравшийся проделать свои ежедневные, рутинные «сорок две минуты под землей»; просто человек, спустившийся с поверхности на платформу станции кого-то встретить; работник персонала метро, проводящий под землей восемь часов подряд, хорошо, если не в ночную смену; или охранник, нацеленный выискивать среди непрерывно изменяющейся человеческой массы малейшие признаки какой-либо угрозы.
Самые неуловимые – а значит, и самые неуправляемые, неконтролируемые – изменения происходят в психике человека, оказавшегося под землей. Она, психика, в отличие от зараженного рационализмом разума, чувствует давящее присутствие тьмы, заключенной в нависающих над нами пластах грунта, отделенной от нас лишь тонкой прослойкой из камня и металла. А разум продолжает искренне заблуждаться, полагая эту прослойку достаточной защитой. В то время как подсознание пытается противостоять чужеродному давлению или – вот же где вывих судьбы! – начинает подстраиваться под него. Подстраиваться, вплоть до вхождения в полный резонанс, благо во многих черепных коробках полным-полно всякого хоррор-хлама, способного сдетонировать самым неожиданным образом при появлении достойного повода, начиная от просмотренных в детстве за компанию с друзьями «Зловещих мертвецов» и заканчивая вполне наукообразными трактатами по эстетике смерти. Возможно, лишь убаюкивающая иллюзия благодушного спокойствия удерживает сонмы бредовых фантазий от материализации.
А ведь психическое обострение, доведенное этим темным давлением до прорыва в разум, уже обретало кровавое воплощение. Даже самые первые взрывы в лондонской «трубе» возвестили об этом достаточно громко. Идея нацистской верхушки затопить тоннели берлинского метро – вместе с мирными немцами, прячущимися там от бомбардировок союзников, лишь бы наступающие советские части не могли этими тоннелями воспользоваться, – тоже из этого ряда. И террористы, которые устраивали взрывы в метро, прикрываясь какими-то политическими лозунгами – в Москве, Баку, Париже или снова в Лондоне, – строятся в одну шеренгу вслед за безумными вождями Третьего рейха, кто бы они ни были – армянские националисты, боевики Басаева или шахиды «Аль-Каиды». И уже психоз в чистом виде представляют адепты «Аум Синрикё», устроившие химическую атаку с распылением зарина в токийском метро, или тот душевнобольной, что отправил на тот свет почти две сотни пассажиров подземки в южнокорейском городе Тэгу…
Особняком, правда, стоит недавний теракт в минском метро – взять хотя бы фантастическое быстродействие белорусских спецслужб… террористов-самоучек более чем славянской наружности, взявших на себя все предыдущие нераскрытые теракты в Витебске и Минске… громкие заявления властей, что вот-вот будут предъявлены и заказчики… а сам белорусский
