пастью, готовая укусить. Ферро швырнула ее на землю и наступила ногой на голову твари – однако нога наткнулась на нож. Клинок резко хрустнул и сломался.
– Они поймают тебя, – сказал старик. – Поймают и перебьют тебе ноги молотами на городской площади, чтобы ты никогда больше не смогла убежать. А потом тебя разденут догола и с выбритой головой проведут по улицам Шаффы, посадив задом наперед на осла. Люди будут выстраиваться вдоль улиц и кричать тебе оскорбления.
Она нахмурилась и посмотрела на него, но Юлвей не остановился.
– Они посадят тебя в клетку перед дворцом. Ты будешь сидеть там и жариться на горячем солнце, пока не умрешь с голоду. А тем временем добрые горожане Гуркхула будут дразнить тебя, плевать и швырять навоз через прутья решетки. Возможно, они напоят тебя мочой, если повезет. А когда ты наконец умрешь, они оставят тебя гнить, и мухи сожрут тебя кусок за куском. Тогда все другие рабы увидят, на что похожа свобода, и поймут, что им лучше жить так, как они живут сейчас.
Ферро это надоело. Пусть приходят солдаты, а вместе с ними едок. Она не умрет в клетке. Она перережет себе глотку, если дойдет до такого. С сердитой гримасой Ферро повернулась спиной к старику, схватила лопату и бешено принялась докапывать последнюю могилу. Вскоре яма была уже достаточно глубокой.
Достаточно глубокой для того отребья, что будет в ней гнить.
Ферро обернулась: Юлвей стоял на коленях возле умирающего солдата и поил его водой из своего меха.
– Проклятье! – вскричала Ферро и зашагала к ним, крепко обхватив пальцами рукоять лопаты.
При ее приближении старик поднялся на ноги.
– Пощады… – прохрипел солдат, вытягивая руку.
– Я тебе дам пощады!
Кромка лопаты глубоко вонзилась в череп раненого. Его тело коротко дернулось и затихло. Ферро с победоносным видом обернулась к старику. Тот ответил ей печальным взглядом. В его глазах было нечто такое… Может быть, жалость?
– Чего ты хочешь, Ферро Малджин?
– Что?
– Зачем ты это сделала? – Юлвей показал вниз на мертвое тело. – Чего ты хочешь?
– Отмщения, – резко выплюнула она.
– Отмщения всем подряд? Всему народу Гуркхула? Каждому мужчине, женщине и ребенку?
– Всем!
Старик оглядел валяющиеся вокруг трупы.
– Тогда ты, должно быть, очень довольна сделанной работой.
Она растянула губы в вымученной улыбке.
– Да.
Однако она не была довольна. Она не могла даже вспомнить, на что похоже это ощущение. Собственная улыбка казалась ей странной, неестественной и кривобокой.
– И отмщение – это все, о чем ты думаешь каждую минуту каждого дня? Это твое единственное желание?
– Да.
– Причинить им боль? Убить их? Покончить с ними?
– Да!
– И ты ничего не хочешь для себя?
Она помедлила и переспросила:
– Что?
– Для
