мороз,
Понуры, траурны знамёна..
И море горя, море слёз,
И непривычно высь бездонна.
Перемогла беду страна,
Очередное горе-лихо.
Но приучила нас война
И выживать порой без шика.
А дальше – жизни круговерть
И выживания основы.
И вдовы тихо стали петь,
И улыбаться редко снова..
Не стану рифмы шлифовать
Под слово непростое – Сталин,
Нам не пристало пасовать,
Когда манят земные дали.
И весело твердила мать:
«Крути педали, будет финиш..»
А мне крутить – не привыкать,
Чтобы себя не парафинить!
И я, совсем еще не бард
Брожу порой в листах измятых
А за окном обычный март,
Но только март шестидесятых.
И до сих пор и сон, и явь:
Эфир звенящий и нервозный.
Мы плачем, голову зажав,
Гудков пугаясь паровозных..
Пёс не брешет, вечереет,
Гонит в хлев коров пастух.
Засыпает клён, робеет
От нежданных показух.
Подле берега ракиты
Чередой спешат в туман,
Полумесяц в выси хитрый
Так и тянет на обман..
Полуношная природа
Мирозданием живёт,
Где простор, весна, свобода,
Где не в моде недород.
Я бросаю крылья к небу,
Но доселе не могу
Разобрать, где быль и не быль,
Смирно кутаюсь в стогу..
Избегаю снов зловещих,
Обращаюсь к небесам.
А на них сиянье блещет,
Приоткройся, дверь: «Сезам».
ВАНЕ
Проснулся. Утро. Свет в окне
Колышется под занавеской.
И виден всадник на коне
С гусарской выправкой гвардейской.
Быть может сдвинулся с ума,
Виной всему моё бессонье?..
Сугробы, вьюга, знать зима,
Всё ближе карканье воронье.
Но все же, почему гусар,
Сияют шпоры, в доломане.
Снежинки мокнут на усах,
Коня рукою шелобанит.
Я выхожу, с крыльца поклон
Отвесил молодцу для вида.
Да неужели это он
Лихой кавалерист Давыдов?
Он плёткой указал на клён,
О нём писал Сергей Есенин.
Умчался снежный эскадрон,
И я закрыл от стужи сени..
В РАДУ
Полощет дождь остервенело,
Гроза торопится в галоп,
И каждой клеточкою тела
Я ожидаю пулю в лоб..
Но я привык, совсем не страшно,
Окоп не давит и не жмёт.
А дождик капал день вчерашний,
Без
