смерти. Сами рассказывают о том, как в бою у села Преловина во избежание плена Дмитрий Чекалин взорвал себя гранатами. Подобные случаи не единичны. Мусульмане не будут выявлять у русских пленных глубокую революционность их духа и жизнеощущения, они просто учинят пытки и расстрел.
– Закон против вас Дума принимать не будет, успокойтесь, – уклончиво сказал Бабурин.
– Незаметно сюда пробрались, незаметно и возвращайтесь, – прагматично посоветовал Сергей Глотов. – Мы слышали, что у вас обычный срок пребывания на боевых позициях – один месяц. Вот и не задерживайтесь. Вы дома живыми нужны.
Когда разговор вновь зашел о доме, и волонтеры его поддержали, Глотов неожиданно вспомнил и рассказал под общий смех анекдот:
– Сын приходит домой и говорит родителям: «Я участвовал в КВНе и выиграл. Отец спрашивает: «Какое задание было?». Сын говорит: «Назвать слово из трех букв». Мать стукнула сына и сказала: «Дурак!». Сын недоуменно произнес: «Я сказал – дом!». Тут муж взял ложку и стукнул жену по лбу: «Думай о доме, дура!».
…Время поджимало, и Сергей Бабурин дал знать, что пора прощаться.
Все поняли – надо прощаться, а никому не хотелось. Стоим мы, переминаемся с ноги на ногу.
– Поехали! – скомандовал Бабурин. – Нас ждут в «Русбате».
Рассеянные улыбки появились на наших лицах. Еще миг и нас, таких разных русских людей, встретившихся на сербской земле, уже и не собрать вместе. Не поговорить нам больше по-доброму о героях, о России и судьбе Сербии. Останутся ли живы, эти смельчаки? Что ждет их в России? Неужели мы не сможем хоть чем-то быть полезными им? Почему в России не найдется им орденов и медалей? Вопросы стесняют дыхание в груди. Хватаешься за последнюю мысль – история всё расставит по местам. Лишь бы ребята остались живы. Пусть земля на могильном склоне под Сараевом будет, как говорит Василий Белов, пухом для погибших и никогда не дождется новых гробов.
Последние секунды – это последняя фотография на память.
К Белову подошел взволнованный Игорь. Глаза его светились. Военная куртка нараспашку открывала длинную шею. Он снял со свежестриженой головы черный берет и протянул его писателю. Жаль, что у нас тогда в руках была не видеокамера, а всего лишь маленькая фото-«мыльница». Незапланированное решение. Волнительный момент.
– Это на память! – сказал он.
Белов растерялся. Скомкал в руке свою поношенную коричневую шапку и лихо надел набок подаренный, пропитанный кровью и потом, с сербским значком-гербом, черный берет. Весело посмотрел на нас. Понял: товарищи одобряют, смотрят на него с гордостью.
В воздухе вился вечерний сухой снег. А дивное для здешних мест небо смиренно продолжало излучать белый свет.
Подарок русского четника доставил писателю какую-то беспокойную радость.
– Спасибо, – промолвил он наконец. И чуть тише, еще раз сказал: «Спасибо».
Два черноберетника стукнули себя в грудь кулаками, приветствуя таким
