кидали бумажки с перечнем обид и неприятностей уходящего года, а еще – мелкие монетки и сладости, чтобы тот не сердился. От этого костра потом зажигали факелы и торжественно расходились по домам, праздновать в кругу семьи.
Подождав, пока костер догорит, Инго с Филином отправились пешком. На улицах кипела суета. По традиции, в последний день надлежало не только проститься со Старым годом, не только развесить фонарики и гирлянды, приготовить подарки друг другу и под королевскую лиственницу (елок в Радинглене не росло), не только закончить всю уборку, намыть-начистить весь дом снаружи и изнутри, выколотить все ковры и починить все непочиненное, но и выбросить за порог ненужный хлам. Поэтому горожане старались вовсю, а идти по петляющим радингленским улицам приходилось с крайней осторожностью: из окон и дверей то и дело вылетали отслужившие свое вещи, а расторопные старьевщики, у которых этот день был самый урожайный в году, караулили наготове.
Радингленцы твердо знали, что в Первый день года, когда его величество и вся высочайшая фамилия будут махать с балкона, а потом объедут город праздничным кортежем, у них, местных жителей, все должно быть в идеальном порядке – от черепиц до погребов и от макушки до пят. Им даже в голову не приходило усомниться, что король будет встречать Новый год во дворце. Поэтому Инго и Филина никто не замечал.
Осторожно обходя кучи хлама, увертываясь от старьевщиков с тележками, ликующе грохотавшими по булыжнику, Инго и Филин только переглядывались, а побеседовать толком не могли – такой на радингленских улицах стоял шум и гам. Однако оба понимали, что отсрочить разговор до бесконечности не удастся. Бродячий Мостик король позвал, только когда они с Филином добрались до Нижнего города и, миновав Рыночную площадь, вышли по Сырной улице к Кольцевому рву.
А заговорили они лишь на заснеженных улицах Петроградской стороны. Здесь тоже сверкали и мигали гирлянды праздничных огней, и даже светофоры сейчас выглядели как елочные украшения. Вокруг все спешили, тащили яркие пакеты, сумки со снедью; кое-где уже постреливали петарды. Филин и Инго были, пожалуй, единственными, кто шел с пустыми руками и не торопясь. Да и выражение лица у обоих было, прямо скажем, непраздничное.
О главном оба молчали.
Никакого волшебного лекарства фриккен Бубендорф из Амберхавена не привезла.
Тамошние медики оказались бессильны перед болезнью Бабушки. Оставалось надеяться только на себя. На то, что удастся совершить чудо – и очень серьезное чудо, которое не по силам снадобьям радингленской аптекарши Мелиссы. Итак, в распоряжении Инго была словесная магия, Амалия разбиралась в пространственной, а Филин – во всем понемножку и еще в волшебной музыке. Правда, была еще Лиза…
– Филин, – хрипловатым после долгого молчания голосом начал Инго, – может быть, не стоит так загружать Лизавету уроками? Она устала, замучилась, жалуется… даже плакала.
