глазами лица посетителей и остановил их на смуглом, одухотворенном лике маленького боярина. Глаза его чуть улыбнулись. Тучин был предупрежден Павлом, что лишнего в скиту говорить не полагается. И вот прежние друзья смотрели один на другого, и в немой беседе глаз их было много грусти и тепла. И Иннокентий сказал:
– Ведь вы не ко мне, а к старцу Нилу пришли… Пойдемте, я спрошу его… Может, он и пожалеет вас за труды ваши. Ишь, как измокли вы все.
Они подошли к келейке Нила, Иннокентий легонько постучал, но ответа не было. Приотворили дверь – бедная келейка была пуста.
– Значит, в лес молиться ушел… – сказал тихо Иннокентий. – Ну, ничего, присядьте вот тут, на бревнышках, отдохните. Он скоро подойдет. А меня, убогого, уж простите ради Христа, знаю немощь мою и скудость и говорить опасаюсь. Пользы от меня вы не получите, а голые слова, как называет их отец наш Исаак Сирин, скорее вред принесут вам.
И снова усталые глаза его с немой лаской остановились на лице Тучина. И опять без слов сказали одни другим глаза если не все, то главное: жизнь проходит, мы оба страдаем на путях ее, но надеемся все же, что спасение есть… И, низко поклонившись, Иннокентий скрылся в своей келейке и плотно притворил за собой дверь…
Старец Нил между тем сидел, прислонившись спиной к могучему стволу старой ели и закрыв глаза, на своем любимом местечке, на краю глубокого оврага, по дну которого бежал гремячий ключ, тут же падавший в широко разлившуюся Сорку. Вокруг, по солнечным опушкам, гремели весенние хоралы, теплый и душистый ветер ласкал истомленное лицо Нила, но он точно не чувствовал ничего, и на простом, мужиковатом лице его с толстым носом и уже начавшей седеть бородой – ему было под пятьдесят – был великий покой. Нил предавался тому «умному деланию», которое он познал на Афоне и которое было занесено туда какими-то таинственными путями из далекой Индии. Собрав всего себя в себе, затаив дыхание, Нил истово повторял про себя молитву Иисусову: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго…» И по мере того как он призывал так в глубине дремучего леса имя Иисусово, жизнь повседневная замирала в нем, душу заливал все шире и радостнее неизъяснимый и сладчайший свет, а когда после такого делания возвращался он в мир, все вокруг исполнялось неземной радости, все, как ему казалось, «усладительно кипело…».
Нил происходил из боярского рода Майковых. В юности он жил в Москве и занимался перепиской книг, потом ушел в Кириллов монастырь и имел руководителем своим в духовной жизни знаменитого старца Паисия Ярославова, из Спасо-Каменского, что на Кубенском озере, монастыря. Нил не удовлетворился даже суровой жизнью Кириллова монастыря и вместе с другом своим и учеником Иннокентием отправился в Царьград и на Афон. Там ему особенно полюбилась скитская жизнь, и он стал изучать все, что о ней было написано отшельниками прошлых веков. Семена эти и у Нила, и у многих других русских людей пали на подготовленную почву: набеги кочевников, междоусобия князей, ужасы татарщины, частые моровые поветрия, опустошительные пожары
