ярлыками: «панславизм» – вымышленный славянский шовинизм, которого в России, во всяком случае, никогда не было и нет; «раскольники» (для староверов; хотя в действительности раскольником был Никон); «царизм» (для дореволюционной России); «опиум для народа» (для самих христианских интернационалистов); «красно-коричневые»; «националисты»; «шовинисты»; «фашисты» и, наконец, «враги народа». То есть «язычники» читай «враги народа». Так называемых «язычников» обвиняли в том, «что у них религия без Бога», повсеместно называя их «безбожниками», и это при том, что только одна «Ригведа» представляет собой три тома гимнов богам и Богу. И каких гимнов!!! Редкие молитвы могут сравниться с ними в поэтической и магической силе творческого потенциала слова и информационном богатстве сведений о космическом лоне Бога, которого люди прозрели «в сердце своем».
«Язычников» обвиняли, что они «поклоняются твари вместо творца». Но почему «вместо», а не «и»? Ведь дохристианские народы поклонялись всему сущему: и творцу, и творению его (в котором тоже Бог). Новгородский архиепископ Макарий писал Ивану Грозному в 1534 году: «Суть же скверные мольбища их: лес и камение и реки и блата, источники и горы и холмы, солнце и месяц и звезды и езера. И проста рещи – всей твари (всему существующему) поклоняхуся яко богу и чтяху и жертву приношаху кровную бесом – волы и овцы и всяк скот и птицы…» Что же здесь возмутительного, если люди любят все сущее?! Нельзя же уничтожить все?! Вырубить рощу несложно, но солнце?! Здесь, как и всегда в христианских устах, «мольбища» (слово уничижительной характеристики) дохристианские – «скверна», а христианские то, что надо. Жертвы дохристианские «бесовские» и «кровные», а христианские жертвы – какие надо. А «вся тварь» (сотворенное) как будто и не богом созданное. Постное, обуженное христианство, направленное на идеализацию мучеников и скудость жизни аскетов, не смогло не только вместить в себя, но понять, принять многообразие и «цветущую сложность» дохристианской веры, предпочитая ее отвергнуть, не вникая в особенности. За сим следовала демонизация непонятного и непонятого, мощного явления дохристианской веры.
Разнообразие, например, календарных обрядов славян – следствие громадного ареала расселения (с климатическими особенностями, где времена года смещались, что давало многообразную вариативность обрядов); или языковых особенностей (сотни метафор языков обозначали порой одно и то же понятие). Например, в одних русских местностях совсем не знали Купалы, зато в это же время праздновали Ярилин день (Ярославская, Тверская, Казанская губернии), коловорот, а в иных местностях знали то и другое и третье. Самая большая вариативность отдельных обычаев, принадлежавших одному народу, наблюдается у русских, имеющих самый обширный ареал расселения. Но кому это интересно?! Безродный интернационал – будь он христианским (всех конфессий и сект), коммунистическим, демократическим, общечеловеческим («общечеловеческие ценности»), масонским, евразийским, «русским космизмом» и так далее – всегда испытывал патологическую ненависть к породистым людям. Ими могли быть отнюдь не только дворяне, царские династии, но и (в
