небе. Вдалеке прокричала что-то свое одинокая птица. Ева дошла до ручья, присела на обросший мхом валун, пригорюнилась. В деревне этот ручей, на котором когда-то стояла мельница, сделанная Алесем, так и называли: «Млынок Блазняка», сокращая и переиначивая фамилию Близневский.
«Эх, Алесь, Алесь… Где ты, что с тобой? – вытерла тыльной стороной ладони сухие глаза. – Надо идти домой. Янек может испугаться, что меня так долго нет, а Михась не сумеет успокоить.»
7
Лекции закончились поздно. Уличные фонари с трудом разгоняли сумрак, в окнах двух-, трёхэтажных домов горел свет, протягивая к прохожим свои тёплые ладони и бросая отсветы на тротуар. Сильный порыв холодного ветра, швырнув в глаза пыль, заставил Александра Станиславовича зажмуриться и повернуться лицом ко входу в институт, из которого он только что вышел. Протёр глаза, привычно окинул взглядом трёхэтажное здание, сверху донизу густо увитое виноградом. Даже сейчас, когда почти все листья опали, причудливый рисунок тёмных веток обнажённой лозы украшал фасад.
Поёжившись, профессор поднял воротник плаща и, засунув руки в карманы, направился в сторону Немана. Много лет в любую погоду он возвращался домой пешком, выбирая улочки, где сохранились старинные дома с резными деревянными дверями, коваными балюстрадами балконов, а во дворах на верёвках круглый год сушили белье.
Почему-то его привлекало это сочетание будничной житейской простоты с благородным силуэтом видного издалека Фарного костёла, зелёные купола которого маячили впереди. Впрочем, сейчас Александр Станиславович шагал, не глядя по сторонам. Сутулился, вытаскивал из карманов озябшие руки, потирал лоб… Пытался думать о работе, сожалел, что намеченная встреча с аспирантом опять не состоялась: парень способный, но последнее время мало занимается наукой – говорит, что болеет мать, необходимо подрабатывать.
Опять заныли на груди шрамы. В молодости не ощущал их, а с годами всё чаще, чаще… Память упорно возвращалась в прошлое, пришедшее одновременно с мыслями «о деталях движения». Да ещё эта пыль… Старый профессор усмехнулся: в его возрасте любая мелочь становится катализатором памяти.
Как же давно не вспоминал он слегка раскосые чёрные глаза, тонкий прямой нос, красиво очерченные бледные губы… А когда-то облако густых каштановых волос, окружавшее почти классический профиль, преследовало его каждую ночь, стоило только закрыть глаза. Правда, обычно волосы были уложены в тяжёлый узел на затылке, как и положено строгой молодой преподавательнице – Аннет нечасто разрешала себе распускать их.
Но в ту ночь в своей комнате она вынула шпильки, волны волос словно даже с облегчением покатились по узким плечам на прозрачную шёлковую сорочку. Холодными, не успевшими согреться после улицы руками Аннет расстегнула на нём рубашку и, не удержавшись, вскрикнула: левая половина груди была исчерчена безобразными шрамами.
– Боже мой, Алекс, я думала, это единственный след войны, – осторожно прикоснулась к шраму на лице, перечеркнувшему глаз. – Это тогда же?
– Да.
– Бедный
