открыв заднюю дверцу машины.
14
После того как Джош ушел, Зан поднялась к себе, тщательно заперла за собой дверь квартиры, быстро сняла всю одежду и закуталась в старый теплый купальный халат, который надевала по утрам, встав с постели. Автоответчик мигал, говоря о полученном сообщении. Зан подошла к телефону и выключила его. Остаток вечера она просидела в кресле в спальне, где зажгла только одну лампочку – ту, что освещала фотографию Мэтью. Ее глаза жадно изучали каждую черточку детского лица.
Растрепанные волосы песочного цвета, которые, возможно, теперь подстрижены как-то по-другому. Легкий красноватый оттенок на макушке. Стал ли он теперь полностью и окончательно рыжим?
«Мэтью всегда был таким ласковым ребенком, солнечным, приветливым к незнакомцам, не в пример другим детям. Обычно в трехлетнем возрасте малыши довольно застенчивы. Папа всегда был экстравертом, – думала Зан. – Мама тоже. Что же со мной-то произошло? Многие месяцы после их гибели слились в нечто неразличимое. Теперь мне говорят, что это я вытащила Мэтью из коляски в тот день…»
– Я ли? – вслух прошептала мать, и вся чудовищность этого вопроса вдруг обрушилась на нее.
Она через силу включила логику и спросила себя:
– Но если я его забрала тогда, то что с ним сделала?
Ответа у нее не нашлось.
«Я никогда не причинила бы ему вреда, – сказала себе Зан. – Пальцем его не тронула бы. Даже когда я выговаривала ему, если он вел себя плохо, мое сердце таяло при виде малыша, с несчастным выражением лица сидевшего в маленьком креслице…
Прав ли Тед? Неужели я погрязла в жалости к себе и хочу, чтобы все меня жалели? Не хотел ли он сказать, что я принадлежу к тем сумасшедшим мамашам, которые злятся на собственных детей просто потому, что хотят внимания к самим себе?»
Зан думала, что чувство онемения, ощущение, что от боли она проваливается внутрь самой себя, больше никогда не повторится. Такое случилось с ней там, в римском аэропорту, в тот день, когда она позвонила Теду через несколько минут после того, как узнала о гибели родителей. Ноги вдруг подогнулись под ней… Зан ничего не могла сказать людям, столпившимся вокруг нее, вызывавшим «скорую», несшим ее на носилках, доставившим в госпиталь, но слышала каждое их слово. Просто при этом она не могла открыть глаза, пошевелить губами или поднять руку. Морланд как будто оказалась в запечатанной комнате и не знала, как оттуда выбраться, объяснить всем, что она пока еще здесь…
Зан осознавала, что это начинается снова, откинулась на спинку мягкого кресла и закрыла глаза.
Милосердная пустота охватила ее, пока она шептала снова и снова:
– Мэтью… Мэтью… Мэтью…
15
Что именно Глория сказала тому старому священнику? Это был вопрос, преследовавший его день и ночь. Она начала ломаться именно
