и успела проехать около двадцати метров, когда позади коротко, оглушительно громыхнуло. Дымящаяся дверца багажника, кувыркаясь и дымясь на лету, промелькнула в небе и с лязгом грохнулась на дорогу перед джипом. Внедорожник слегка подбросило, когда правое переднее колесо наехало на нее, с хрустом и скрежетом сминая горячий металл обшивки; в боковом зеркале виднелся дымный, чадный костер, от которого все еще отваливались какие-то пылающие куски. Лужицы и капли коптящего пламени были разбросаны по дороге, спортивная куртка распростертого на проезжей части Фомы тлела в районе правой лопатки.
Потом машина миновала очередной поворот дороги, картинка в боковом зеркале сменилась, и, чтобы бросить прощальный взгляд на маячащий в небе над верхушками кустов косой столб черного дыма, человеку в темных очках пришлось повернуть голову. Его губы тронула тень улыбки: работа, как обычно, была проделана без сучка и задоринки.
Старенькая «Таврия», выкрашенная в отвратительный бледно-зеленый цвет (выкрашенная, судя по некоторым верным признакам, от руки, обыкновенной малярной кистью, и притом не слишком аккуратно), дребезжа, как ведро с болтами – каковым, в сущности, и являлась, – мужественно барабанила колесами по многочисленным неровностям заброшенного, пришедшего в полнейший упадок шоссе. Струп вел ее по прямой, объезжая только самые глубокие ямы, в которых можно было запросто оставить колесо. От сильной тряски в тесном, провонявшем грязным тряпьем и бензином салоне бюджетного автомобильчика, который увидел свет еще до развала Советского Союза, мутно-желтым облаком стояла поднявшаяся с пола пыль. Струп открыл оба окна, но это почти не помогало, и он уже начал подумывать о том, чтобы для сквозняка открыть еще и багажник.
Небо над лесом в той стороне, куда он направлялся, снова пошло наливаться предгрозовой синевой, темнея прямо на глазах. Начало лета выдалось аномально дождливым, и в заросших кустами и высокой травой придорожных канавах тускло поблескивала стоячая вода. О ветровое стекло то и дело с отчетливым стуком разбивались крупные, ядреные комары; мухи ударялись в него со щелчком, оставляя неприятные на вид желтоватые кляксы, а большие жуки в хитиновых панцирях били в стекло, как пули или вылетевшие из-под колеса камни, заставляя Струпа рефлекторно втягивать голову в плечи.
Слева послышалось низкое, басовитое гудение. Повернув голову, Струп увидел крупного желто-коричневого шершня, который неподвижно завис в воздухе напротив открытого окна в каком-нибудь десятке сантиметров от его лица. Струп покосился на спидометр. Стрелка покачивалась в промежутке между сорока и пятьюдесятью километрами в час. Ничего себе – неподвижно! Он немного увеличил скорость. Шершень не отставал. Струп притормозил, но и это не помогло: кусачая тварь реагировала мгновенно и осталась на прежнем месте, как будто и впрямь была жестко прикреплена к машине посредством торчащего из окна невидимого проволочного штыря. Не имея ни
