Если надо будет – захватывайте образцы. Умно рискуйте. Если повезете образцы – поосторожнее. Помните о Курилко. Надо будет – вызывайте самолет. Умеете обращаться с немецким автоматом?
– На курсах мы изучали все образцы оружия противника.
– Гранаты лучше взять наши, я дам свои. А сейчас – поспешите. Я не хиромант, но у выезда из села вас может встретить начштаба.
Он подал Баженову автомат и пять магазинов к нему, дал бинокль и гранаты.
– Сухой паек, еда и все остальное – уже в радиоавтобусе. Минуту. У меня еще личная просьба. – Сысоев болезненно сморщился, помолчал. – На вашем пути находится село Очеретяное. Будете там – узнайте, не живет ли в доме учителя Вовк его дочь Елена с сыном… жена моя и сын. Владик. С начала войны – ни писем, ни весточки…
– Непременно разузнаю, – горячо отозвался Баженов.
– В конце радиосводки – три слова: «Сысоеву – обнаружил порядке»… или «Сысоеву– не обнаружил». Все! А сейчас – бегом к дежурке.
Баженов бросился к дверям.
– Помните! При стрельбе длинными очередями автомат ведет вправо!
Разноцветный, как цирковой фургон, тяжелый автобус – радиостанция на трех парах колес, сильно кренясь то вправо, то влево, мчался по фронтовой дороге. На обочинах, почти через каждые двести метров, кучками лежали немецкие противотанковые мины. По рыхлым впадинам на дороге можно было видеть, откуда они вынуты. Дорога была минирована с немецкой педантичностью, и это позволяло с той же точностью ее разминировать.
Радиоавтобус проезжал через сожженные села, где на дымящихся пепелищах торчали оголенные белые печи. Часто встречались опрокинутые машины, разбитые повозки, убитые лошади, ящики с гильзами от снарядов, кое-где валялись трупы гитлеровцев. Черно-зеленые немецкие орудия, брошенные на огневых позициях, все еще целились на восток.
Юрий Баженов сидел рядом с шофером и смотрел вперед. На шее висел бинокль. Правой рукой он придерживал автомат на коленях, а левой держал на автомате планшетку с картой, на которую то и дело поглядывал.
Сначала за «воздухом» наблюдали из автобуса, для чего заднюю дверь держали открытой. Но за машиной вихрилось густое облако пыли, и радисты закрыли дверь.
Заслышав гул самолета, Баженов приоткрывал дверцу и высовывался. Время от времени он нетерпеливо спрашивал шофера:
– Ты что, молоко везешь?.. Ползешь, как черепаха… Что, газовать разучился?
Еще в начале пути немногословный сибиряк объяснил, что машина тяжелая, перегруженная, а рессоры мягкие, и потому нельзя быстро ехать по такой дороге. На все дальнейшие замечания и уговоры, именно уговоры, а не приказания, шофер упорно отмалчивался и лишь недоуменно, искоса, взглядывал на чрезмерно ретивого лейтенанта.
Когда же лейтенант разъярился и приказал:
– Жми на всю железку, а то сам сяду за баранку, – шофер погнал.
Дорога
