ему на помощь.
Марек подошел и навалился на стойку грудью. Теперь он не смотрел на Перфилова. Теперь он разговаривал.
– Что, папаша, приключений на свою жопу ищем? – довольно добродушно спросил он, пока бармен привычно наливал ему в стакан что-то прозрачное, с масленым блеском.
Перфилов был озадачен – из подросткового возраста он, конечно, давно вышел, но и на папашу, как ему казалось, еще вовсе не претендовал. Что этот сопляк себе позволяет? Впрочем, это праздный вопрос – он может себе позволить все, что угодно, потому что он здесь свой, а Перфилов – чужой, и ему лучше молчать в тряпочку.
– Пардон, – сказал он. – Вышло недоразумение. Обознался. У меня неприятности, понимаете? Все валится из рук. Черная полоса пошла – и ничего не поделаешь.
– А тут и делать ничего не надо, – заметил Марек, отхлебнув из стакана и с интересом уставившись на Перфилова. – Домой надо идти, папаша. В постельку, и бай-бай. Это самое лучшее теперь, серьезно тебе говорю!
– Да-да, – с облегчением проговорил Перфилов и полез в карман за деньгами. – Сейчас расплачусь, схожу отолью – и домой. Все нормально. Прошу извинить, если ненароком кого-то обидел. Я ничего не имел в виду плохого.
Он бросил на стойку деньги и бочком направился к выходу. Никто его не преследовал. Перфилов нашел туалет и заперся в чистой, сверкающей кабелем кабинке.
– Ах ты, стерва! – с пьяной обидой бормотал он, делая свое дело. – А я так тебя полюбил!..
Он вышел, застегивая брюки. В помещении было пусто. Бликующий холодный свет отражался от белых стен. Из настенного зеркала на Перфилова надвинулась чья-то диковатая тень. Он присмотрелся и узнал свое собственное отражение.
В общем, у Марека были основания зачислить его в папаши – это следовало признать и смириться. Из зеркала на Перфилова смотрела опухшая, землистая, покрытая двухдневной щетиной физиономия. Редкие спутанные волосы слиплись на лбу, глаза казались бесцветными и бессмысленными. Если прибавить к этому помятый, измазанный побелкой пиджак, то со всей беспощадностью возникала мысль – прав был не только Марек, права была и красотка в баре – выглядел сейчас Перфилов неважно. Такого не только лимитой, но, пожалуй, и бомжом наречь не грех. Почему-то ему казалось, что вид у него должен быть все-таки получше. Наивное заблуждение! Хорошо хотя бы, что на этот раз обошлось без насилия, без выбитых зубов и порванных лацканов. Этого Перфилов не выдержал бы – он и так уже на пределе. Ему бы сейчас на самом деле в постельку – может быть, даже выпить таблетку димедрола, чтобы покрепче отключиться и заспать весь этот кошмар. Но вот вопрос – а может ли он вернуться сейчас домой?
Эти два дня Перфилов не рисковал. Даром что не просыхал ни минуты, а сообразил, что дома его достанут в первую очередь. Сообразить вообще-то нетрудно было – когда он еще на автопилоте выруливал к Марине, в памяти уже всплывали какие-то обрывки кошмара – люди в черном, леденящий свист над ухом, безнадежный
