раз отвечал на вопросы. Хорошо было на душе, покойно. Домой вернулся, где его столько лет ждали. Он тянулся к тарелкам, что-нибудь брал и не мог наесться. Что ни говори, а дома и сухарь сладок, и простая карамелька шоколадкой кажется. Слушал отца, поглядывал в окно, за которым изредка проходили соседи, ещё реже проезжали машины или тарахтели мотоциклы. С криками пробежала ребятня. Наверное, на речку помчались. А там, на другой стороне улицы, возле дома сидел дед Шкворень, как его прозвали в деревне. Сколько лет прошло, а он всё такой же, ничуть не изменился. Лето на дворе, а он в тёплом пальто, на голове шапка, очки с толстыми стёклами на носу, в вороте расстёгнутого пальто видна рубаха, штаны заправлены в носки, а сам в галошах. Сидит, опёршись на кривую клюку, и думает о чём-то, а может, дремлет…
Давно уж мать вернулась, а они всё сидели, всё наговориться не могли. В горницу перебрались. Юрий на диване пристроился, а отец за стол, поближе к окну. Сидел, теребил журнал в руках, а сам посматривал на сына и говорил. Казалось, разговоры ни о чём, так, с пятого на десятое прыгали, но в то же время, успевали обо всём поговорить. Мать принялась рассказывать про деревенскую жизнь. Кто умер, кто родился, а, тот женился, а этот, дурень, разошёлся, а баба у него – золото, а он умотал к какой-то шалаве и решил, что жизнь мёдом будет казаться. А у Кольки с Танькой уж трое ребятишек бегают, а у Верки, соседки нашей, старшего пацана в армию забрали, а сама Верка ещё одного мальчишку родила, уж семеро по лавкам, а они остановиться не могут. Видать, за всю деревню стараются. Обо всём говорили, а вот про Алёнку ни слова не было сказано. Юрий сидел, всё ждал, а потом не выдержал и ткнул в окошко.
– А где Алёнка Рощина? – так, словно невзначай сказал он и увидел, как мать запнулась. – Замуж выскочила и уехала? Как она живёт?
– Почему – уехала? – пожала плечиками мать. – В деревне живёт. Помнишь, Нюрка Килявая жила на отшибе, неподалёку от осокорей? Ну, вы ещё за яблоками лазили к ней. Вот Алёнка с мужем купили этот дом. Там они живут, а как живут – не ведаю. Чужая семья – потёмки. И ты не суйся к Алёнке. Не вздумай ворошить прошлое. Ты уедешь, а ей здесь жить. У них, какая-никакая, но семья. Не лезь!
И она погрозила пальцем.
Юрий посмотрел в окно. Задумался. Потом поднялся и направился к выходу.
– Ты куда, сынок? – сказала мать вслед. – Куда собрался?
– Пройдусь по деревне, – сказал Юрий. – На луг схожу. Посижу немного. По ночам запах снился.
И вышел, захлопнув дверь.
– Не задерживайся, – запоздало крикнула мать. – Я баньку затопила. Попаришься с дороги.
Юрий вышел. Остановился на крылечке. Закурил, оглядывая двор. Возле калитки, что вела в огород, возле будки лежала лохматая псина. Подняла голову, когда он появился, недовольно рыкнула, показывая, что она отвечает за порядок и охрану, потом лениво вильнула хвостом с прицепившимися репьями, и снова положила голову между лап. Жарко. Лень гавкать.
Вдоль забора высокие поленницы. Лето на дворе, а отец уж вовсю готовится к зиме. Так было
