об их содержании. На Пасху – главное, чтобы кулич был пышным, чтобы тесто от орехов не потемнело, а не предшествующий пост и Воскресение Христово. И вот сейчас, лежа на кровати, Лена отчего-то задумалась: а не слишком ли много времени в своей жизни она уделяла форме, и не поэтому ли ушел от нее любимый муж? И был ли он любимым, а не просто привычным или, точнее, соответствующим? Соответствующим ее собственным, искусственно созданным критериям, в которые она свято уверовала, заменив ими искренние чувства и естественные проявления человеческой натуры?..
Так в древности появился этикет. Он был призван отгородить высшее сословие от низшего, подчеркнув особенность, избранность немногих, утвердив, упрочив и оправдав разницу в способах существования различных людей, рожденных свободными и равными и ведущих «свою» жизнь. Он закрывал доступ эмоциям, отгораживался от них, как стена. Это была весьма примитивная, упрощенная теория, но Лене она понравилась. Ведь она, со своим внутрисемейным этикетом, тоже отгородилась от всего и всех. Отгородилась от жизни, от неприятных эмоций, от некрасивых проявлений своей и чужой натуры. Превратила жизнь в лакированную шкатулку, которая вдруг взяла да и разлетелась вдребезги, высыпав наружу все уродливое несовершенство такого образа жизни.
Лена повернулась на бок и увидела стоявшую на туалетном столике парадную фотографию семьи. На то, чтобы получить необходимый ей снимок, они потратили в ателье дорогого модного фотографа шесть часов. Ради чего? Лена рассматривала знакомые лица, растянутые в искусственных голливудских улыбках. Они все страшно злились на нее тогда, даже Толя. Наверное, он уже тогда был знаком с этой женщиной, уже тогда обманывал Лену и мастерски «держал лицо». Ведь Лена сама его этому научила. Как гадко!
А дети? Когда муж умер, она боялась, что дети не вынесут такого удара, придется искать для них хорошего психолога; может, надо отправить их в поездку, сменить обстановку, придумать что-то еще? Но она напрасно волновалась. Вчера вечером, когда все посторонние разъехались по домам, оставив вдову с детьми одних, к ней подошел Никита и, сев рядом, взял мать за руку. Помолчав несколько минут, он поднял совершенно сухие, спокойные глаза и спросил: как они теперь будут жить?
Лена, поцеловав сына в макушку, принялась объяснять ему, что они будут очень любить друг друга, так сильно, чтобы папа мог гордиться ими. Но Никита перебил ее, с легким раздражением в голосе пояснив, что он имеет в виду вовсе не это, а то, чем они теперь будут платить за репетиторов, теннис и куда теперь будут ездить на каникулы? Выслушав ее ответ – что папа о них позаботился, – он молча кивнул головой и ушел к себе. Вскоре к нему заглянула Полина, после короткого разговора с братом она покинула его комнату вполне довольная. Больше они об отце не говорили.
«Кого я вырастила? И с кем мне теперь придется жить?» – впервые в жизни задалась Лена по-настоящему важным вопросом. Раньше ее интересовало в основном – как жить? Красиво, тихо, достойно. Форма, сплошная
