жизнь его самого и его жены назвать безмятежной было никак нельзя. Да и сама Анна пристрастилась в последнее время к алкоголю.
Врал Шмак, врал самозабвенно, а почему? Щадил старика? Может, и так, но только Фома придерживался принципа: если человек врет в чем-то одном, то веры ему и в остальном быть не может.
– Ну, спасибо тебе, Шмак, успокоил ты старика, – грустно сказал Фома, склонил голову и изобразил пальцем смахивание навернувшейся старческой слезинки. – Иди, дружок, отдыхай. Нечего режим без толку нарушать. Мы с администрацией в ладу живем. Иди. А завтра тебя поставят на пилораму. Там ребятки хорошие работают, веселые. Скучать не будешь, и срок быстрее пройдет.
– Как? – Шмак от неожиданности выронил кепку. – Как работать? Я же… Ты че, Фома, к «мужикам» меня? Я же при тебе… это… Западло как-то!
– Иди, Шмак, иди. Я сказал, значит, так тому и быть.
Шмак угрюмо глянул на Крючка, не скалится ли, нет ли унижения тут какого. Крючок сидел в сторонке и равнодушно грыз заусенец на пальце. Перечить Фоме себе дороже. Шмак послушно встал и, сдержав вздох, вышел из бытовки. Среди двухъярусных шконок, где посапывали и похрапывали зэки, ему показалось, что шевельнулись две фигуры. Вроде одетые сидели в темноте, или показалось.
– Ну? – не поворачивая головы, спросил Фома Крючка. – Принес «маляву»?
– Все как обещано, – тут же вскочил со стула Крючок и, сдернув с головы кепку, полез под отворот. – Вот она.
Фома взял клочок бумажки, достал из нагрудного кармана очки и неторопливо водрузил их на нос. Крючку показалось, что Фома прочитал переданную с воли записку два, а то и три раза. Очень ему хотелось узнать, о чем это срочно хотели Фому известить, но спрашивать нельзя.
– Ну, вот так, Крючок, – наконец сказал Фома спокойным голосом и снял очки. – Как я и думал.
– Чего случилось? Не так что? – забеспокоился Крючок.
– Много чего не так, – задумчиво ответил Фома. – Ты мне вот что скажи, могу я на тебя положиться как на кореша?
– Фома! – Крючок чуть ли не пуговицы на груди рванул. – Да я за тебя… Ты меня… ты мне жизнь спас, да я тебе по гроб жизни обязан. Говори!
– Верю, верю, не горячись. Что обязан ты мне, это хорошо, что помнишь. Ладно, должок твой карточный я тебе прощаю, вроде подарил я его тебе. Но смотри, Крючок, подведешь… в натуре нагнешься! Дело такое. Магомед этот, про которого мне Шмак рассказывал, был моим помощником, ближайшим корешком. Но только ссучился он за эти годы, что я на воле не был. А может, и раньше, это еще разобраться придется. Только не остановился Магомед, сам на мое место мылится. А для этого ему меня убрать надо с дороги, чтобы я с зоны не вышел.
– Как? Пришить тебя хочет? – нахмурился Крючок. – Так как же это можно? Его же воры за тебя на части порвут! Это же беспредел!
– Правильно думаешь – беспредел. А пришить можно разными способами. Подсыпал порошочку в чай, вот сердце и остановилось. Старый я, Крючок, все так и подумают, что
