в пух и прах ни в чем не повинного человека. Ее статьям всегда недоставало злости, если только она не писала об особенно гнусных преступниках и политиканах. Это и было одной из причин, почему Холли, поработав в трех центральных газетах, в конце концов перебралась в скромное помещение редакции «Портленд пресс».
Тенденциозные статьи зачастую смотрелись ярче, эффектнее, чем беспристрастные, взвешенные репортажи; о них спорили, ими восхищались, и, конечно, газеты, которые их печатали, шли нарасхват. Однако и теперь, даже несмотря на растущее чувство неприязни к Луизе Тарвол и ее стихам, Холли все же не решилась бы на подобный шаг.
– Только в единении с природой, вдали от цивилизации я живу, слышу голоса деревьев, кустарников, рыб…
– Голоса рыб? – Холли едва не рассмеялась.
Луиза нравилась ей внешне: волевая, деятельная женщина тридцати пяти лет. Самой Холли было тридцать три, но выглядела она лет на десять моложе Луизы. Бронзовое обветренное лицо, лучики морщин у глаз и у рта, выгоревшие на солнце волосы выдавали в поэтессе человека, привыкшего большую часть времени проводить на воздухе. Она и одета была очень просто: джинсы, синяя клетчатая рубашка.
– В лесу, даже в грязи, – говорила Луиза, – чистота, сравнимая со стерильностью хирургической клиники.
Она запрокинула голову, подставляя лицо солнечным лучам.
– Чистота природы очищает вашу душу, и в обновленной душе рождается высокое испарение великой поэзии.
– Высокое испарение? – переспросила Холли, словно желая убедиться, что каждое бесценное слово фиксируется на пленке ее диктофона.
– Высокое испарение, – повторила Луиза и улыбнулась.
Она нравилась Холли внешне, но ее внутренний мир вызывал протест. Учительница говорила о себе как о внеземном существе, но в каждом слове чувствовалась фальшь. Ее отношение к миру не было основано на знании или интуиции – это была всего лишь прихоть. И выражала Луиза свои мнения цветисто, но неточно. Говорила много, а слова были пустыми, ничего не значащими.
Холли сама интересовалась экологией, но мысль о том, что они с Луизой сходятся во взглядах, привела ее в смятение. Всегда неприятно открывать, что в единомышленниках у тебя человек, которого считаешь глупцом.
Тут недолго усомниться и в собственной правоте.
Луиза подалась к собеседнице, положила руки на стол.
– Земля – живое существо. Она могла бы говорить с нами, если бы мы были этого достойны. Отверзлись бы уста скал, растений, воды и заговорили с вами так же свободно, как говорю я.
– Какая удивительная мысль! – отозвалась Холли.
– Люди – это всего лишь вши.
– Простите, кто?
– Вши, кишащие на живом теле Земли. – Луиза прикрыла глаза.
– Мне это никогда не приходило в голову, – сказала Холли.
– Бог не только в
