Кошке показалось, что эта станция еще красивее, чем Парк культуры. Светлая, нарядная, затейливая лепнина на потолке и даже на полу рисунок. Лампы горят ярко, как везде на Ганзе, и поперек станции натянуто белое полотнище с коричневым кругом — ганзейский флаг. Люди хорошо одеты, и сразу видно — не впроголодь живут. Много военных в сером камуфляже, снующих туда-сюда с озабоченным видом. Впрочем, Кошке сейчас не до того было, чтоб народ разглядывать, — ей хотелось есть, пить, куда-нибудь сесть, наконец — и все одновременно.
Седой, словно читая ее мысли, отвел их в сторонку, велел дожидаться, а сам ушел, взяв с собой Сергея. Довольно быстро они вернулись, принеся каждому по порции шашлыка и по кружке браги. Кошка, чем пить сомнительное пойло, предпочла бы горячего грибного чая, но спорить не стала. Утолив первый голод, сидя прямо на полу, привалившись спиной к колонне, она вытащила из рюкзака потрепанную карту города и принялась ее разглядывать. Она научилась немного ориентироваться по этой карте, хотя через двадцать лет после Катастрофы, конечно, многое изменилось, и большинство улиц опознать было почти невозможно. И все же ей удалось найти кружочек, обозначавший метро Фрунзенская, откуда они вышли. А вот и широкий проспект рядом. Седой повел их налево, а если бы они пошли по этому проспекту в другую сторону — она сосредоточенно прочертила на карте царапину — то, получается, пришли бы в Изумрудный Город еще более прямым и коротким путем? Вот же метро Университет, на одном из перекрестков той же улицы.
Получается, Седой вовсе и не собирался идти в Изумрудный Город. Хотя кто знает — может, он располагал какой-то информацией, которой не было у нее. Ну, скажем, в одном месте на карте серая полоска проспекта пересекалась с голубой полоской реки. Значит, там был мост, и вполне возможно, что он был разрушен, и Седой знал об этом. Кошка вздохнула. Изумрудный Город, словно не желая, чтоб его обнаружили, отгородился рекой, холмами и оврагами. Может, и не стоило так стремиться туда? Наверное, если и случалось кому туда добраться, они там и оставались, живыми или мертвыми. По крайней мере, никто еще не вернулся, чтобы рассказать, есть там жизнь или нет.
Но если целью Седого была Ганза, то более идиотский, тяжелый и опасный способ попасть сюда с Красной линии трудно было и представить. Если уж так занадобилось Седому на Октябрьскую, мог ведь от Парка культуры на дрезине за один патрон проехать, а не тащить людей по поверхности. Ведь смерти-то они все только чудом избежали, а уж кому не позавидуешь, так это Топтуну. Непонятно, за что погиб, даже жалко его, хоть и был он какой-то мутный человечишка.
Теперь-то они были в безопасности, вполне можно было и рассчитаться. Но Седой с оплатой не торопился, и Кошка почему-то не настаивала. «Куда мне спешить?» — словно оправдывалась она перед собой, не желая сознаться себе, что впервые за долгое время ей вовсе не хочется остаться на свободе и в одиночестве. Чем-то ей приглянулись эти люди. Рохля, такой беспечный, словно невзгоды и опасности к нему отношения
