махнул в сторону замка на соседнем холме.
Нерегиль тронул коня и, мотаясь в седле, медленно поехал к воротам Ибрагима. Саид не решился спросить господина Ястреба, куда тот направляется.
Впрочем, выехав вслед за самийа на опоясывающую стены шахристана[22] широкую улицу, Саид понял, что Тарик скорее всего поехал прочь из города – на юг. Благословенная долина Фейсалы лежала с другой стороны, к северу от холмов. С востока к городу подступала плывущая вершинами в облаках горная гряда – Биналуд. А к скалам Мухсина и к степи Фейсала обращала неприступные, сложенные из цельных каменных глыб укрепления. Ложбина между парными холмами, на которых высились башни цитадели и шахристана, была вся застроена глинобитными домишками предместья, которые лепились один к другому и к высоким желто-серым городским стенам. Выползавшая оттуда неторная караванная тропа долго тянулась вниз по пологому каменистому склону, а потом терялась среди пологих рыжевато-белесых холмов. На их склонах ветер полоскал сероватую полынь и карликовые ирисы. Далеко на юге маячили Ворота Теней – две парные скалы причудливой формы. За ними даже с холма у Ибрагимовых ворот различались плоские, иссеченные неведомой рукой спины камней Зачарованного города – так люди называли лабиринт источенных ветром скал на плоскогорье Мухсина.
Саид долго стоял у ворот, то поднимаясь в стременах и прикладывая руку к глазам, то со вздохом опускаясь обратно в седло. Наконец, он увидел, как на заброшенную южную дорогу, по которой уже несколько веков не ходили караваны, из предместья выехал одинокий всадник. Саид провожал его взглядом, пока медленно плетущийся среди желтоватой пыли конь с поникшей в седле фигуркой не исчезли среди холмов.
– …Вон он! – Воин показал на крошечную светлую точку в белесом мареве над пустой дорогой.
Самийа мчал к городу со скоростью ястреба, летевшего над ним в выцветшем от тонкой пыли небе. Кви-ии, кви-ии – падал с неба ястребиный крик.
– Где ж тебя носило, сволочь ты эдакая… – прошептал Аммар, чувствуя, как злость в нем сменяется радостью и чувством невероятного облегчения.
Халиф получил известия о произошедшем в Фейсале, бросился в город и обнаружил, что самийа уж сколько дней как уехал. Да так и исчез, будто сгинул. И тут Аммар испугался. Сильно. А вдруг волшебный воин его покинул? Мало ли, может, он, Аммар, совершил нечто непоправимое, и теперь таинственные силы, давшие ему в руки самийа, отобрали сумеречника. И вот теперь, по прошествии восьми полных тревоги и военных хлопот дней, нерегиль возвращался.
Вскоре вдали уже можно было рассмотреть фигурку всадника в светлой джуббе, во весь опор несущегося к городу. За спиной нерегиля во все небо вставала грозовых размеров туча серой пыли. Через плоскогорье Мухсина шли сто пятьдесят тысяч сабель Эрдени-батура, хорчина[23] Эсен-хана.
Ибн Худайр показывал халифу грамоты, привезенные злополучным посольством кочевников. В предназначенной лично Аммару бумаге, исписанной киданьскими
Букв. «колчаноносец» – титул приближенного хана в джунгарской государственной иерархии.
