так крепко, защищённо, что ни единого звука внешнего мира не проникало в него.
Я наблюдал за юношей, пристально и скрупулёзно, слегка даже побаиваясь, не понимая, чего от него ждать. Наконец, я спросил посетителя после его продолжительного молчания:
– Может, ты хочешь домой? Понимаю тебя, – пытаясь всё-таки вызвать его на разговор, начинал издалека.
В ответ тишина…
– Ну сколько же мы можем разговаривать в одни ворота, – уже заводился я сам с собой, не показывая это ему, сидящему по-прежнему неподвижно.
А он всё молчал.
– Расскажи, что тебя ко мне привело?
Он снова не проронил ни слова. Хотя я-то знал, что он объявил голодовку, но повода такой выходки не понимал.
– Ты мать-то свою помнишь? Она, наверное, тебя ждёт… Верит, что сын её хороший, лучше всех, – не терял я надежды, понимая, что если он продлит свою голодовку, то может произойти непоправимое, и я буду считать себя виноватым в том, что не смог этого предотвратить.
И тут что-то произошло с моим посетителем.
– Не надо так стараться. Что же вы надрываетесь? К вам есть одна единственная просьба: пусть во время «Выпускных» меня не выводят на прогулку. Я не могу слышать больше эти вальсы…
– Понимаю, ты дитя своего времени, – начал, было, я, вам не до вальсов.
– Это вы не о том, – буркнул он под нос.
Я не понял, что именно он хотел этим сказать, поэтому продолжил в надежде разговорить его:
– Кто только не восхищался ими раньше, ну, скажем, веке так в восемнадцатом. Когда звучит Шопен, Шуберт, Чайковский, может, и сегодня гурманы этого дела до упоения заслушиваются, но вот только не молодёжь, которую почти под прицелом водят толпой в филармонию для прослушивания какого-нибудь концерта органной музыки, дабы приобщить к культуре в школьные годы.
Когда же они выходят из-под крыла педагогов, то явные предпочтения их не на стороне классики. Рэп, рок со своей мелодичностью, танцевальностью, скорее всего, ближе вашему веку и веку моих детей, – поделился мыслями я, – да и песни эти: куплет, припев, куплет, припев, – однообразие сплошное. Хотя лёгкая, ненавязчивая музыка звучит повсюду.
– Как раз всякая музыка здесь ни при чём, я говорю именно о школьном вальсе…
– А что при чём? И почему школьный вальс? – не ожидая такого поворота беседы, я полез в душу человека, который меня туда не приглашал, но, по всей видимости, пришёл ко мне именно за этим – облегчить свою душу.
Он снова закрылся. Время его посещения закончилось. Больше он ко мне не приходил, но я просьбу его не оставил без внимания, о чём засвидетельствовал в заключении, которым руководство воспользовалось. Результат был достигнут – голодовка прекращена.
Я же заинтересовался делом моего «гостя» и его прошлой жизнью.
Глава 2
Детство
Бывает, родится в какой-нибудь
