и слеп. И вот тогда-то
Раздался голос. И позвал куда-то,
И зренье дал мне, и возжёг фонарь —
Дар прозорливости. Я озарился весь им…
***
Я вдаль пошёл по городам и весям,
Я жил как птица божья, о еде,
Ночлеге не заботясь и уюте…
И вот что удивительно: в приюте
Мне не было отказано нигде.
Такие люди славные, смешные
Мне попадались в странствиях. Иные
Так даже хлопотали, чтоб пожил
Подольше я средь склок их, кухонь, скалок…
И понял я – я им казался жалок,
И этим их тщеславье ублажил.
Смотри-ка, мол, похуже нас кому-то
Приходится, а нам казалось люто,
Погано мы живём… шалишь, мол, глянь
Какой оборвыш, юрод, замараша!
А ведь в сравненье с ним житуха наша —
Златая чаша… да с краями, всклянь!..
***
А к той поре и впрямь, признаться, шибко
Пообносился я. Моя ошибка
(По глупости, конечно же) была
В том, что порвав с роднёй однажды, доли
Не стребовал своей, и в чисто поле
Отправился в чём был. Мои крыла,
Казалось мне, несут меня над бытом,
Над суетой, над дракой, над корытом…
Однако ж, оказалось, не вполне
Расчёты оправдались. Очень скоро
Я был ограблен и без разговора
Лишён всего «излишнего» при мне:
Простого чемоданчика с вещами,
И вовсе обнищал…
***
Но обнищанье
Мне даже помогло. Среди людей
Я чуть ли не святым прослыл, убогим,
Иль «божьим человеком»… очень многим
Снабдил меня, ограбивши, злодей,
Бандюга с полустанка, бритый ёжик…
Он был учтив, приставивши мне ножик
Под левое ребро. Благодарю.
Я возымел стократ. Людские драмы
Как на духу открылись мне…
***
Но храмы
Я обходил. К иному алтарю
Я шёл, ещё не зная досконально
Высокой цели. Знал одно – печально
И тщетно стягновение людской,
Взыскуемой юдолью благодати —
Не здесь Его могущество!.. И, кстати,
Он Сам сказал об этом. Так на кой
Всё это чванство, идолопоклонство?
Мне голос был!.. А это был колосса
Могучий голос, он велел – пребудь
Огнём и разрушеньем, будь восстаньем
В сердцах людей, моим их испытаньем,
Найди друзей,
