валетом, – над диваном висит карта мирового океана, так называемая карта с белыми изобатами, стол – круглый, – козырная дама, на плите блюдце с обгоревшими спичками – козырной король! На стене возле двери – плакат, на нём лист зелёный, его ножка превращается в обгорелую, как на блюдечке на плите, спичку – козырной туз!
И. И. молчит, но вокруг него электрическое поле, пробегают и трещат разряды.
– А ещё у Вас нет помойного ведра, и мусор Вы складываете в пустые пакеты из-под молока и выносите их по пути на работу! Что там есть в колоде? Джокер! Я Джокер!
В окно стучат с дождём и ветром пополам ветки ясеня, окно распахивается, и я слышу звон стекла, и на лицо мне падают холодные капли осеннего дождя. Я, не снимая повязки, вслепую выбегаю из квартиры, я не хочу видеть сейчас его лицо, не хочу!
Кажется, я опять сделала что-то не так. Осталось две пары железных башмаков. Попробую ещё!
Шестая пара
Он распахнул дверь. Я добилась:
– Я узнал тебя по глазам, по свету в них, по тому, как ты смотришь на меня, узнал. Только ты смотрела и смотришь на меня так! – С любовью, – про любовь он, конечно, не говорит, это в моей голове звучит.
– Проходи, я так тебя ждал, наконец-то, ты пришла. Хочешь чего-нибудь? – спрашивает он просто. Спокойно. Как будто я выходила на пять минут в магазинчик за хлебом. Это «Хочешь чего-нибудь?» в его устах звучит для меня как «я люблю тебя, я жить без тебя не могу».
– Хочу! Конечно, хочу! Всего! Чего угодно! Чаю. Кофе, водки, бутерброд, холодную котлету. Варёную свёклу! Оливок! – кричу я про себя. Молча.
Ничего не хочу, лишь бы знать, что ты рядом, – звенит у меня в мозгу, – я даже могу не подходить к тебе. Не беспокоить. Не отвлекать, лишь бы слышать, как ты ходишь, как ты моешь руки, как открываешь окно, как ставишь чайник на огонь, я вообще могу стать невидимкою, чтобы ты вообще не замечал, что я здесь. Могу отрубить себе руки, могу отрезать язык, могу встать к дверному косяку и пробить мочки ушей чем-нибудь острым, например, шилом, серьгами, в доказательство, что я твоя, что я твоя добровольная раба, служанка, королева, госпожа, и пригвоздить, и стоять столько, сколько ты захочешь, я не устану, не буду жаловаться, я буду стоять с радостью.
Я приклеилась к тебе, именно приклеилась, ты мой воздух, ты хлеб мой насущный, моя икона, мои мысли, мои стихи и вся моя жизнь, я всё время хочу тебя обнять, мои руки непроизвольно тянутся к тебе, и, когда ты просто поворачиваешь голову в противоположную от меня сторону, я боюсь, что умру, но ты отводишь мои руки и тихо, терпеливо и от этого мне ещё больнее, говоришь:
– Дай мне пространство, я не могу дышать, ты душишь меня, – а когда-то говорил, что «я тебя любил, люблю и буду любить», а сейчас:
– Убери руки.
(После этих слов точно отрублю их на хрен!)
Мне так невыносимо больно, что я уже не могу плакать: веки, пропитанные слезами, распухли так, что кажется, они вывернуты наружу, и на улицу я могу выходить
