и без черемухи. Что же канитель эту разводить?»
«Любви у нас нет, – сетовала героиня, – у нас только половые отношения. Девушки легко сходятся с нашими товарищами-мужчинами на неделю, на месяц или случайно на одну ночь. И на всех, кто в любви ищет чего-то большего, чем физиология, смотрят с насмешкой»…
Суд над рассказом выдался жарким.
– Вопрос прежде всего политический, товарищи! – кричал выбравшись на трибуну чубатый третьекурсник в синей косоворотке. – Рассуждения вашей мамзели, товарищ Романов, – тыкал пальцем сидевшему за столом писателю, – отдают мелкобуржуазной сутью. Свободной женщине не нужны все эти ваши антимонии. Цветочки и прочее. Революция с этим покончила раз и навсегда.
– Прямо уж скажи, что пятака на букетик жалко для девушки, – послышался голос из зала.
– Верно говорит, – раздалось следом. – Подлинного равенства с мужчиной можно достигнуть лишь переступив через так называемую стыдливость.
– Ага, поднять по первому требованию подол…
– По порядку, по порядку, товарищи! – звенел колокольчиком председательствующий. – У нас три десятка записавшихся в прениях…
Дискуссия затянулась до позднего вечера. В принятой большинством голосов резолюции рассказ был признан социально вредным. Романову предложили коренным образом его переделать, писать вещи лишенные духа пессимизма и упадочничества, классово заостренные, в духе пролетарской морали и нравственности.
– Буржуй, сразу видно, – обронила Валентина, когда выйдя из институтских ворот они столкнулись с писателем забиравшимся в кабину дымившего у края мостовой авто. – Как пишет, так и живет.
– А Маяковский твой не буржуй? – вырвалось у него. – Он что, домой трамваем ездит? Как мы? По заграницам шляется, любовниц меняет. А нас в коммунизм зовет именем товарища Ленина.
– Замолчи немедленно! – возмутилась она. – За попутчика заступаешься, да? К старому быту потянуло? На посиделочки деревенские?
– Вот именно, на посиделочки! – кричал он уже в полный голос. – Там хотя бы сифилисом не заразишься!
– Да ты, оказывается, кулак недорезанный! – разошлась не на шутку Валентина. – Черт меня дернул с тобой связаться! Не смей меня провожать!
Больно толкнула плечом, кинулась к остановке…
Он неожиданно пришел в себя. Представил внеочередное комсомольское собрание, на котором Валентина откажется над ним шефствовать. Его лишат звания комсомольца, поставят перед ректоратом вопрос об отчислении…
Побежал за ней следом, нагнал, молча шел рядом. В забитом как обычно вагоне трамвая обнял осторожно за талию. Румяная от мороза Валентина смотрела пристально в лицо, загадочно улыбалась.
Вопрос «с черемухой или без черемухи?» решился для него на той же неделе. Он простудился, кашлял, не поехал в институт. Лежал под тремя одеялами в комнате общежития, когда на пороге
