девушек. Она знает только тех, с которыми ее похитили, остальных она прежде не видела. Все ее попытки заговорить с похитителями упираются в глухую стену молчания… Да и пытается она не слишком настойчиво. Половина лица, на которую пришелся удар, уже опухла и пульсирует болью. Она ждет вместе со всеми – и это кошмарное ожидание.
Александра так и не смогла понять, сколько их продержали в том складе. Ей показалось, что больше суток. Уже потом, став полицейской, она сообразила, что это был своего рода «отстойник». Туда привозили девушек, похищенных в разных штатах, и прикидывали, кого и куда направить дальше. Когда пришел ее черед, знакомые ей девушки остались на складе.
Больше она их никогда не видела. Это тоже было привычной политикой похитителей: разделять знакомых.
Ее снова посадили в закрытый фургон, но побольше – предназначенный для перевозки скота и слегка модернизированный. Мешок цеплять не стали, но заклеили скотчем рот. Теперь уже и плакать было нельзя – она рисковала задохнуться.
Это была самая длинная поездка в ее жизни, потому что время просто перестало существовать. Ее ждала неизвестность, а от нее уже ничего не зависело. Александра хотела стать полицейской, она достаточно знала о криминальном мире, чтобы догадаться, что ее ждет… что ее может ожидать. Но сознание упрямо цеплялось за мысль: так не бывает. Только не с ней. С другими бывает, а с ней – нет. В дороге что-нибудь случится, и она обязательно освободится!
Однако в дороге ничего не случилось. Рейс, которым перевозили ее, не стал особенным, он стал одним из многих для похитителей. Рутинная, давно отлаженная схема. Ничего личного. Водитель и охранники даже не смотрели на лица девушек, которых перевозили, они на таких нагляделись с лихвой.
Александра понятия не имела, сколько часов прошло с ее похищения, день сейчас или ночь. Она не узнала этого, даже когда фургон остановился. Пленниц выпустили наружу, и они оказались в закрытом подземном паркинге. Там они не задержались, им всем завязали глаза, связали одной цепью и повели куда-то по гулким коридорам.
В следующий раз Александра увидела свет в мрачном сыром зале. У одной стены располагались ржавые трубы и душевые кабины. У другой – старые скамейки, давно нуждавшиеся в покраске. Здесь с пленницами работали уже совсем другие люди – смуглые, подвижные, то и дело переходившие с английского на испанский. Испанского она тогда не знала.
Пленных девушек заставили раздеться и вымыться. Некоторые сопротивлялись, Александра – нет. Она прекрасно видела, что все выходы из душевого зала перекрыты. Любое сопротивление станет данью гордости, но никак не здравому смыслу. А сейчас это наивно, нужно поберечь силы! Она убеждала себя, что у нее получится сбежать, нужно только чуть-чуть подождать – и быть к этому готовой.
Одеться им не позволили: когда они вышли из душа, оказалось, что вся их одежда исчезла. Их выстроили в ряд голыми, мокрыми, дрожащими. Многие девушки плакали, некоторые прикрывались руками,
