не нужен переводчик, я могу говорить с вашим королем без помощника, – сказал он на ломаном французском языке.
– Мои люди, – продолжал он после четвертого бокала вина за тронным обеденным столом, растянув улыбку, – прямо сейчас могут разнести ваше королевство, король, – произнес он, скрыть сарказм ему не удалось. – Но не будем спешить, наше величество и ваше величество…
Следующие слова показались Карлу произнесенными англичанином, не сдерживающим улыбку, но, скорей, дерзкой насмешкой прозвучали с ненавистной ему фразеологией.
– Могут быть как братья! – ухмылялся Худ. – Только если пожелаете вы…
Карл с наиграно невозмутившимся взглядом представил, что значит быть в родстве с английским королем. Парламентер лишь напомнил представления Карлу. Это сидеть под столом в колпаке и кукарекать, а тот будет бросать тебе кости, приговаривая: «Держи, брат, ты мой бедный любимый брат», – а затем станет давиться от смеха. Представив себе все это, Карл едва сдерживался, позабыв про надкусанные ногти. Ему очень сквозь нетерпение хотелось рассчитаться с наглым послом, но это бы был быстрый конец уже не всего королевства, но конец всей ветви Капетингов.
Единственное место, где наследник дома Валуа мог успокоиться, это комната для принятия ванны. Там он, погружаясь в теплую воду, уходил в себя. Нередко спрашивая себя, где его брат, которого он отправил на тот свет. Дядю, которому он доверял больше всех, англичане убили, а быть может, он до сих пор томится в их казематах? Славный Крюа, его приятель, старше Карла на пять лет, хотя тот и не относился к родословной знати, а был сыном прачки, был импульсивным, но и устремленным молодым человеком. В одном из сражений против бургундцев погиб, оставив в Париже жену с трехлетней дочкой. Совета получить было не у кого.
Карл наблюдал за пространщицей, которой было уже за пятьдесят. Она справлялась с помывкой его тела умеючи, нежели ее помощницы, которых он мог бы пригласить, но и сейчас было дело не до них. Укрывая большим полотенцем регента, словно младенца, Катрин успела к моменту, когда в скудно освещенном помещении солнечным светом, пытавшимся проникнуть сквозь разноцветные стекла больших окон, появилась королева четырех королевств Иоланда Арагонская.
– О чем ты теперь думаешь? – спросила она весьма строгим голосом, изменив своему мягкому характеру.
Герцогиня Анжуйская не блистала красотой, а после того, как похоронила своего мужа, она стала лишь сильнее характером, но потеряла в весе. На лице ее были видны следы отчаяния, и все это королева тщательно пыталась скрыть, и теперь, появившись рядом с ванной ее новоиспеченного зятя, она, на его удивление, появилась в комнате для помывки, хотя никогда не бывала при обмывании и своей дочери, когда той исполнилось уже семь лет.
– Что? – не понимал ее герцог Пуатье, но, догадываясь, что разговор будет серьезным.
Его
