порядок?
– Похоже, добились… – так же вяло отозвался Стрельский.
Зворыкин не может оторваться от нового мотора: то с одной стороны зайдет, то с другой, там погладит, там похлопает. Он телесно, кожей ощущает близость его металлической плоти.
Костыльник подтолкнул Каланчу.
– Глянь, будто бабе щупака задает…
– Да это ему всякой бабы милей…
– Степ, – позвал Зворыкин Рузаева, – глянь, какой красавец.
Рузаев хмуро отвернулся.
– Не любишь ты техники, – опечалился Зворыкин.
– Я народ люблю, – ответил Рузаев.
В цехе появляется Саня. Она восстановила нарушенную Зворыкиным красоту: на голове – вавилонская башня, на ногах – лакированные лодочки, она прекрасна и величественна. Зворыкин ошеломленно глядит на нее. Саня приблизилась и протянула ему какую-то бумажку.
Телефонный звонок. Мастер Василий Егорыч берет трубку.
– Слушаю… Алексей Петрович, нарком на проводе.
Но Зворыкин не слышит.
– Что это? – спрашивает он растерянно.
– Заявление об уходе, – с достоинством говорит Саня.
– Алексей Петрович, тебя Махарадзе! – кричит Василий Егорыч.
Не отрывая глаз от Сани, Зворыкин идет к телефону и берет трубку.
– Слушаю, товарищ Махарадзе. – Зворыкин жестом просит заглушить мотор.
И как только смолкает гул, мы слышим яростный треск в трубке.
– Товарищ Махарадзе, – оправдывается Зворыкин, – мы можем рапортовать, что задание выполнено. Новый мотор нами проверен. Ей-богу… Тьфу, слово коммуниста, я не вру…
Махарадзе снова разражается бурной тирадой.
– Сейчас не вру, – поправился Зворыкин, – не подведем, товарищ Нодар. Можете смело докладывать, что советский грузовик есть!.. – Он положил трубку.
– Сбегаешь? – хрипло спросил он Саню.
– Сбегаю, Алеша, – серьезно, даже печально ответила Саня. – Назад в твою жизнь.
– Что это значит?
– Я старею и дурнею, Алеша. Еще год такой жизни – и ты окажешься слишком далеко от меня, не докличешься.
– Ладно врать-то!.. Сказала бы прямо: работать надоело.
– Нет. Просто хочу вернуться к своей главной и, если хочешь, единственно важной работе – быть женой Зворыкина.
– Вот те раз! Нешто ты не жена?
– К сожалению, я давно уже, пусть невольно, пренебрегла этим занятием. Я слишком устаю, я не успеваю порой даже вымыться. От меня пахнет землей и потом. Я не девочка, я сказала себе: все, хватит. Комсомольский период моей жизни кончился. Завод или директор. Я выбираю директора.
– Ладно, – тихо сказал Зворыкин, – ты уволена…
Он размашисто подписал заявление.
…Плакат над заводскими воротами: «Да здравствует советский грузовик – лучший в мире!» Праздничная толпа рабочих и служащих,
