не ходил. Не пустой, а крайне опустошенный коридор.
Возвращаюсь в кабинет.
– Потрудитесь объяснить, почему вы прервали упражнение?
Я не тружусь объяснять. Вспоминаю, как парень трогал мою руку. По спине пробегают мурашки. Вспоминаю, что в руке у меня зажата конфета, и только тогда ощущаю ее – шелестящий, колкий по краям фантик, а внутри, согретая моим теплом, уже тает шоколадная глазурь, я чувствую.
– Наденьте повязку и вернитесь в игру, пожалуйста.
– Извините, – я кладу черную повязку на учительский стол и выхожу за дверь.
Когда, запершись в кабинке туалета, дрожащими пальцами я разворачиваю конфету, меня не покидает уверенность, что сейчас я увижу…
Хочется закрыть глаза и не видеть. Хочется тупо улыбаться и расхаживать кругами, бессмысленно искать чьи-нибудь руки – хочется чего угодно, только не видеть то, что я наконец вижу, развернув обертку полностью и вывалив подтаявшую конфету в мусорное ведро.
«Кости брошены,
Разбиты зеркала.
Навсегда исчезнет кто-то:
Ты иль я?»
Переждал оставшиеся до конца пары десять минут в тамбуре туалета и зашел в кабинет со звонком. Гена уже топтался вблизи учительского стола и краснел лицом, очевидно, собираясь задать Анне Ивановне вопрос. Наверное, что-нибудь про игру, в которую играли.
Я решил подождать Гену в дверях, понадеялся, что Анна Ивановна не заметит меня, но напрасно. Она остановила на мне взгляд своих светлых глаз и подозвала кивком. Пришлось подойти.
– У вас все в порядке?
– Да.
– Почему покинули класс?
– Личная причина.
– Зайдите ко мне на днях. В двадцать второй кабинет.
Я кивнул, хотя не собирался заходить.
Вместе с Геной мы вышли за дверь, он так и не задал свой вопрос психологу.
– Так что? – спросил он, когда мы уже шли по улице. Припустил мокрый февральский снег, и под ногами зачавкала грязно-белая каша.
– Что?
– Ты идешь ко мне?
– Пошли, – согласился я. Гена улыбнулся и зашагал бодрее.
В кармане завибрировало, но я не стал даже доставать телефон. Знал, что Даша. Хочет встретиться, наверное. Или поговорить. После психологии я к ней даже не подошел.
– Я разгадал твою загадку, – сказал Гена.
– Что?
– Ну, ту, где «тот упал, а я остался».
– Тот разбился, а не упал.
– Ну разбился, разницы-то. Это ветер.
– Ветер?
– Сам подумай: они прыгнули со скалы вдвоем. Один из них разбился, с другим все в порядке. Это значит, что он может летать. Логично же?
– Наверное, – я запахнул воротник плотнее, чтобы снежинки не мочили мне шею.
– Это ветер, точно тебе говорю. Если ветер прыгает со скалы, он не разбивается.
