врежется в лоб.
И кто-то откроет глаз,
Увидит в окне свет
И сядет писать рассказ
Про этот ночной бред.
Добавит свою грусть,
Припишет снизу печаль,
Откроет окно – пусть
Рассказ полетит вдаль.
1.5.18
* * *
Хочу, чтоб получился чёрный куб.
Мне снился как-то он, и ощущенье
приятным было, словно ноет зуб
не сильно, а слегка. Итак, ведро.
Начну плескать слова в стихотворенье —
как красок брызги будут на холсте,
потом посмотрим, те или не те,
важнее тут – не ошибиться в цвете,
в конце концов, не так плохи и эти.
Возьмём павлина с дальних берегов
и призраки погибших птиц, что мимо
летят подобно щупальцам богов,
суть атомам, которые незримо
соединяясь, порождают нас
и всё вокруг, цветастое, шальное.
У атомов как будто цвета нет,
зато воображение больное,
способное придумать всякий цвет.
И цифры тоже могут ослеплять.
Возьмите «пи» на «эр» Земли в квадрате,
как следует толкните рукоять —
отвалится у дроби знаменатель,
зато число масштабов неземных
родится, и наполнит синевой
и зеленью, полученной из них,
весь максимально мыслимый объём,
в который мы нырнули с головой
и вот уже который век живём.
Построятся в неровные ряды
дома, как кости древнего скелета,
рождая Грязеград из ерунды,
а может быть, Скотопригоньевск это,
прославившийся где-то в новостях —
там Телегоньей девочку назвали,
что родилась в бараке средь развалин,
зато в рубашке сразу и в лаптях.
А вот и Нуворишское шоссе,
где сыр покрыт кристаллами Сваровски
и где живут о ком слыхали все,
где многие желают жить чертовски,
но крутятся как белки в колесе,
а не живут как те… А впрочем, ладно,
у каждого своё бывает горе,
и каждому по-своему досадно —
кто грезит по еде, а кто по сну,
и сон рождает, с логикою споря,
холодный ад, похожий на страну…
Надеюсь, здесь когда-то будет море.
Но я отвлёкся – новое ведро
ярчайших красок, лучших, небывалых!
Да только то ли этой краски мало,
то ль в жизни всё задумано хитро,
а может, живописец был мой клон,
дебил и стихопат, а может, псих…
Ни в чём
