Всеволода Боброва, Владимира Куца, Ларисы Латыниной, Александра Карелина и других крупных величин. И даже был предложен среди грандиозных фигур российской истории для изображения на новых купюрах (пока не посчитали за лучшее украсить деноминированные рубли не портретами, а памятниками архитектуры).
Можно ли пройти мимо того, что Лев Яшин оказался единственным спортсменом, кто был номинирован в грандиозном общественном и телевизионном проекте «Имя России» наряду с выдающимися государственными деятелями, писателями, учеными? И какой колоссальный след нужно было оставить в биографии страны, чтобы по итогам голосования в Интернете занять 38-е место среди 50 самых заслуженных людей в многовековой истории Отечества, которые вправе олицетворять его?
На фоне такого абсолютного, безраздельного признания поначалу ошарашивает вопрос известного спортивного публициста Александра Нилина, прозвучавший первый (но не последний) раз в книге «ХХ век. Футбол» (1998): «А может быть, и спорно утверждение, что Стрельцов всех затмил-заслонил?..» Видно, футбольному летописцу померещилось, что «это уж нам теперь издали виден отчетливо он один. Тем более в подобном выделении нельзя не заметить и несомненной полемики с официальным признанием футболистом № 1, футболистом-символом Льва Яшина». Как говорится, хоть стой, хоть падай. Ведь все приведенные двумя абзацами выше выкладки как раз зеркало его, Яшина, неофициального признания, устойчивого общественного мнения, продолжающего ставить своему избраннику наивысшие баллы и через четыре десятка лет после окончания яшинской эры.
И хотя мне совсем несимпатично сталкивание Эдуарда Стрельцова и Льва Яшина, сошлюсь хотя бы на последнее по времени голосование любителей футбола. Когда УЕФА к своему 50-летию, случившемуся в 2004 году, предложил каждой национальной федерации объявить своего лучшего игрока за эти полвека, Российский футбольный союз (РФС) заблаговременно обратился в редакцию еженедельника «Футбол» с просьбой провести опрос болельщиков. И разве не красноречив сравнительный результат победителей этого «референдума»: Яшин – 3728 баллов, Стрельцов – 1387? Стоит ли, однако, искать подобные аргументы и факты, а их пруд пруди, если сам инициатор столкновения пары Яшин – Стрельцов всем строем своих разнокнижных суждений с головой выдает, что нарочитое выпячивание Стрельцова («теперь издали виден отчетливо он один»…) имело под собой вовсе не спортивную, а фальшиво идейную и привычно-психологическую подоплеку? Но если притянутую за уши политизированность такого превозношения неуклюже маскирует, то примешивание изломов судьбы скрывать и не думает. В итоговой передаче телецикла «Век футбола» (1998), где на глазах миллионов телезрителей избирался российский «футболист столетия» (а им, как и следовало ожидать, без вопросов оказался Яшин), нашел закономерность попадания Стрельцова на второе место в «схватке» с не менее, если не более значительным Бобровым в том, что «мы больше любим людей с жизненной драмой».
Именно
