могилы твоей, под печальным крестомНе роняю я слез, не шепчу о былом,
И ревнивой судьбы я, собрат, не виню
За недолгую, грустную юность твою.
На печальном кресте всё мне грезится тот,
Кто всю кровь и любовь за людей отдает,
Чьи святые объятья от века зовут
Каждый алчущий дух, каждый искренний труд,
Кто незримый и нежный поникнул челом
Над могилой твоей, над печальным холмом.
Единственная опубликованная рецензия на сборник принадлежала самому издателю, приличия ради укрывшемуся за «прозрачным» псевдонимом «П. Казанский»[10].
В 1900-е годы, живя в Константинополе и Варшаве, Дмитрий Петрович продолжал печататься как поэт и критик в столицах и на родине – от либерального литературного приложения к газете «Слово» (при посредничестве Перцова) до консервативного и антиреволюционного (по мнению некоторых современников – «черносотенного») «Казанского телеграфа»[11]. Выберу просто наугад.
Ты в бледный туман от меня потонула, ушла, —
Лишь тихие-тихие светятся детские очи,
Лишь теплые звезды плывут и дрожат без числа,
И звучно-загадочен купол торжественной ночи.
Я знаю, я вижу, твоей мне стези не догнать,
Той юности пышной померкнули свежие краски…
К чему же бороться душой без конца и рыдать?
К чему молчаливо молить недостигнутой ласки?
Ты, нежная, светлая, светлой прощальной рукой
Возьми, погаси этот факел слабеющий, скудный!
Пусть чуткие звезды плывут над пустынной землей,
И купол глубокий мерцает загадочно-чудный.
С течением лет поэтическая активность пошла на убыль, и он нередко отдавал в печать старые тексты. С 1914 г. Шестаков перестал писать стихи на целое десятилетие – то самое, на которое приходятся едва ли не самые трагические события русской истории XX века. О его отношении к политическим реалиям мы почти ничего не знаем, а в поэзии они вообще не отразились.
Переезд во Владивосток к сыну и восхищение красотой природы Приморья, где Дмитрий Петрович решил остаться надолго, вызвали новый творческий взлет. В конце 1931 г. Петра Дмитриевича перевели в Москву. Отец уехал из Владивостока 26 ноября и, прогостив месяц в столице у сына, вернулся в Казань. В Москве он встречался с Перцовым, который как раз заканчивал книгу мемуаров. Память о прошлом навеяла несколько посвященных ему стихотворений, включая «Автору “Венеции”»:
Как живо мне напомнил ты
Мою «Венецию Востока»
У самой голубой черты
В лазурный край волны глубокой.
Хоть нет там пьяццы и гондол,
Но так свежо, но так просторно
Дрожат лучи, смеется дол,
И море ропщет непокорно.
Имеется в виду книга Петра Петровича «Венеция» (СПб., 1905), переизданная под заглавием «Венеция и венецианская
Литературное приложение к «Торгово-промышленной газете». 1900, № 1. 21. 01.
Благодарю А. В. Бурлешина за сведения и разъяснения о литературной жизни Казани 1900-х годов и за подготовку к печати поэтических текстов Шестакова из казанской периодики.
