это означало, сидеть дома и не ходить на рыбалку. Была у старика одна радость в жизни, и той лишился. Наверное, Китой, приток Ангары, там без него, от тоски уж высох.
Прошла осень, половина зимы, а улучшений не было. Только ягодицы отсидел, да, кажется, геморрой нажил. Ладно бы физические страдания, так тут ещё душевные ничуть не лучше. На днях хирург намекнул: мол, что мучиться, старина? Давай, мы тебе её, ногу, укоротим маленько?.. Пошутил, быть может, а у Тихона Андреевича сердечко екнуло: ах ты, матушки! Да за что это ему такое наказание на старости лет?..
Напала тут на старика тоска. Отчего запечалился он, и предстоящий праздник, Новый год, стал ему не в радость.
Ангарск готовилась к Новому году. Иллюминация, цветные электрические рекламы, плакаты. Люди заполошно бегают по магазинам, набивают сумки для праздничного стола. Кто-то для смены домашнего интерьера выбирает новую мебель, или уже обновляет гарнитуры. А кто-то праздно прогуливается по площадям и паркам. Город всегда нравилась Тихону Андреевичу, с самого первого дня появления в нём. Скверы, парки, кинотеатры… а в последние года он ещё более преобразился, шире стал, вольнее, веселее. Гуляй по нему, наслаждайся красотой, шумом и покоем, и рыбалкой. А тут сиди дома, как бирюк, смотри телевизор и завидуй бегающим, ходящим и просто любопытствующим. Это при его-то беспокойной натуре, энергии, любопытству… И что за наказание!
На Новый Год из Сураново приехала погостить тётушка Агния Минаевна Баклушина, или по местному – Баклушиха. Старушка древняя, сморщенная, но ещё проворная и непоседливая, решившая на исходе дней своих побывать у родственников, посмотреть на них и попрощаться видно.
Увидев Тихона Андреевича хромающим, палочкой и с "куклой" на ноге, немало удивилась.
– Тиша, ты пошто это? Какой лешак над тобой так пошутковал?
Тихон Андреевич, пригласив гостью в креслице, с горечью поведал о своей беде.
– Ну и што тут особова? Ушибил да и ушибил. Полечил бы, – простодушно сказала она, выслушав племянника.
– Так хожу к доктору.
– Ну и он што?
– Лечит, Агния Минаевна. Прогревания, мази… Да ни хрена не помогают. Наверно, резать будут. Боятся, видно, что гангрена начнётся.
– Ай-яй! Ну, племяш, и дела… Как же ты без ноги-то? Войну прошёл, пейсат годков после неё отбегал, а теперь отдай ногу за здорово живёшь?
– Побегал, теперь пусть попрыгает, – недовольным голосом вставила Анастасия Егоровна, жена старика, строгая женщина. Не любила она его рыбалку. – Рыбы в реке нет, а он ходит и ходит, только зря время и ноги убивает. Вот и добегался.
Тихон Андреевич промолчал, а гостья сочувствующе поцокала язычком.
– Ну, ты не кручинься больно-то, – сказала старушка. – Дай-ка я посмотрю твою ноженьку.
Старик недоуменно повёл седой бровью; дескать, а ты причём тут, доктор что ли? Однако живое участие старушки тронуло его. Он стал разматывать колено. А, сняв тампоны с какой-то вонючей мазью, озабоченно проговорил:
– Вот, смотри, Агния Минаевна. Маята моя…
Перед
