первым боем, вот только не припоминаю, чтобы это кого-либо разубедило. Люди в массе своей оптимисты и народ был уверен, что Натан так шутит. Да я и сам так думал. Теперь же, через много лет, когда мой «Рено» подпрыгивает на плохо заделанных выбоинах, я вспоминаю его слова и улыбаюсь. Нет слов, французские машины со своими могучими рессорами особенно хороши на наших дорогах. Сюда бы «Победу», которую я правда видел лишь на выставке в Париже.
Склоны Кармели слева приблизились вплотную к шоссе. Ночью здесь опасно сильно разгоняться из-за кабанов, которые шастают из заповедных дубрав слева на склоне в поля справа от дороги поживиться кибуцными корнеплодами. Своим характером израильские кабаны вовсе не похожи на свирепых европейских вепрей и отличаются миролюбивым нравом. Но их миролюбие мало успокаивает когда ты врезаешься на полном ходу в застывшую в ступоре пару центнеров жестких мускулов. Однако сейчас было уже достаточно светло чтобы не бояться хрюшек и все еще слишком рано для пробок. Поэтомы мы быстро домчались до Хадеры.
– Папа, меня тошнит! – немедленно заявила Шуля, когда мы начали пробираться через город.
Моя дочка – редкостная хитрюшка. Действительно, еще пару лет назад ее подташнивало в поездках и мы с Симой часто останавливались и ждали, пока ей станет лучше. Ждали мы, как правило, в придорожном кафе и дочка получала что-нибудь вкусненькое в качестве компенсации. Шуля подросла и ее больше не укачивает в машине, но «меня тошнит» осталось нашим семейным кличем, вместо «папа, я хочу…» Шуля не капризный ребенок, а я не слишком строгий отец. Поэтому я без возражений остановил машину около придорожного кафе. Такие заведения в Хадере мало похожи на своих тель-авивских собратьев и представляют из себя всего лишь рубероидный навес на перекошенных столбах со стенами из пластиковых панелей, плохо защищающих от ветра. Но мы с дочкой не привередливы и не снобы. Шуля получила стакан «Темпо-Колы» из крана на стойке и шоколадку «Сладкие Негритята», особо популярную среду детворы в последнее время. Вообще-то ей полагался горячий шоколад, но девица выросла такой же морозоустойчивой как и я и не собиралась мерзнуть в мягкое февральское утро. Себе я налил было стакан примитивного черного кофе, называемого в народе «грязью». Но тут выяснилось, что за загородкой у хозяина есть тщательно оберегаемая кофейная машина, делающая приличный «эспрессо». Этот напиток, если и уступал тому что мы с покойным Томером Хейфецем пили в римском дворце на «четырех фонтанах», то ненамного. А может быть я просто стал менее требовательным за полтора десятка лет жизни в этой стране?
Таким образом утро начиналось совсем неплохо. Похоже, что на сегодня я был избавлен от бумажной волокиты и собирался посвятить весь день дочке. Вот только разговор с Натаном немного беспокоил меня. Я знаком с ним с мая 45-го, но до сего дня не могу поклястся, что знаю этого человека хорошо. Несмотря на менторские замашки, его стаж в стране ненамного превышал
