за него замуж. А он сбежал, уехал в Ленинград к родственникам. Мои родители, естественно, пошли к нему домой, а отец Олега в то время был прокурором района. В общем, не получилось разговора. Мол, девица сама виновата. Еще неизвестно, от кого у нее, то есть у меня, ребенок. Сколько слез было тогда пролито, не передать. А потом тетя моя, которая работала в роддоме, предложила мне сделать аборт. Что я понимала? Ничего. Мне только исполнилось восемнадцать лет. В общем, сделала аборт, хорошо, мама поддержала меня и купила обезболивающий препарат. А потом выяснилось, что я больше не могу иметь детей. Не поверите, сначала я даже обрадовалась, глупой была, а после пожалела, что не сохранила ребенка.
– Вы затаили обиду на весь род мужской.
– Обида – это мягко сказано. Злость, ненависть. С годами прошло. Как-то виделись мы с Олегом. Приезжал. У него все хорошо, главный специалист на оборонном предприятии, женат, двое детей. Извинился, а я влепила ему пощечину и выгнала из квартиры. За мной ухаживали многие, с кем-то я пыталась наладить отношения. Но не получилось. Все было, но не главное, не любовь. А какое без нее замужество? Так вот и живу, Александр Михайлович. Должность не рядовая, зарплата хорошая, квартира своя, в том же подъезде, что и у Горенкова, а счастье, любовь? Как не было их, так и нет. Но все! Что-то я расслабилась. У вас-то, наверное, все хорошо в этом плане?
– Хотите верьте, хотите нет, Галина Петровна, но я тоже одинок, как и вы.
– Вы-то почему? – удивилась женщина. – Разведены?
– Нет. Как это говорят, вдовец, да?
– У вас умерла жена?
– К сожалению, да. Рак легких. Пять лет назад. И детей не успели завести, хотя могли. Все откладывали, работа, дела. А когда решили, было поздно. Вот такая моя история, Галина Петровна.
– Соболезную.
– Спасибо. Знаете, вам признаюсь. Самое паскудное во всей этой истории то, что я не любил жену.
– Как это?
– Она нравилась мне, нам было хорошо вместе, но я ее не любил.
– Но как же вы жили тогда?
– Она сильно любила меня. Я это видел и не хотел рушить ее счастье. Если бы не болезнь, то мы так и жили бы вместе. Возможно, когда-то я и полюбил бы ее, но что теперь об этом. Я даже когда прихожу на ее могилу, не могу признаться ей в этом, духа не хватает. Теперь моя жизнь – это работа.
– А что у вас за работа, если не секрет?
– Секрет. Скажу лишь одно. Я подполковник КГБ.
– Вот как? Это неожиданно.
– Только не спрашивайте, зачем я здесь. Да и вообще, по-моему, мы слишком разоткровенничались. Вы идите в исполком, гостиницу вижу, сам дойду. Спасибо вам.
– За что? – с удивлением спросила Зубкова.
– За то, что вы выслушали меня. Удивительно, вы открылись мне, я – вам. Что это значит?
Зубкова пожала плечами:
– Не знаю. Возможно, и вам стало невмоготу держать при себе свою боль.
– Возможно. До свидания.
– До свидания.
Подполковник направился
