Доминика умерла давным-давно, возможно вместе с Надин. Секс был развлечением, спасением, потому что смерть казалась единственным элементом уверенности в его жизни.
Уже завтра кто-то из политических противников мог убить его.
Уже завтра разгневанная толпа могла вытащить Доминика из этого дома и забить его камнями до смерти, либо с тем же успехом его, закованного в цепи, могли вести мимо одобрительно кричащего скопища людей к гильотине.
Женщина слегка улыбнулась и положила прохладную ткань на лоб Доминика. Он вздрогнул, удивив как ее, так и самого себя. А потом схватил ее за запястье:
– Qui êtes vous?
«Кто вы?» – машинально перевел ее вопрос Доминик.
Женщина говорила с ним по-французски, поэтому он решил отвечать ей на том же языке. До тех пор, пока он не узнает, где находится сам и кем является эта незнакомка – а заодно и поймет, насколько безопасно раскрывать свою личность, – он будет просто следовать ее примеру.
У женщины перехватило дыхание от неожиданности и волнения.
– Месье, вы пришли в себя! Я так рада!
Доминик не выпустил ее запястье. Вместо этого он притянул ее ближе к себе, вниз, ощущая, как сердце отчаянно колотится от страха. Он ненавидел этот информационный вакуум; он должен был узнать, кто эта женщина и где он очутился.
– Кто вы? Где я?
Женщина, казалось, замерла, теперь их лица разделяли считаные дюймы.
– Я – Джулианна Грейстоун, месье. Я заботилась о вас. Вы находитесь в моем фамильном доме, и здесь вы – в полной безопасности.
Доминик внимательно смотрел на нее, не позволяя себе расслабиться. Тот факт, что женщина упомянула о безопасности, означал: она что-то знает о его деятельности. Иначе с чего ей предполагать, что ему может грозить нечто страшное? И от кого, по ее мнению, он может ожидать этой угрозы? От якобинцев? Или от кого-то конкретного – вроде того наемного убийцы из Нанта?
А вдруг она считает, что опасность исходит от его собственных союзников? Может быть, она считает его французом, который может пострадать от рук англичан?
Где находится ее фамильный дом: в Англии – или во Франции? И почему она по-прежнему говорит с ним на французском языке?
Женщина судорожно облизнула губы и хрипло прошептала:
– Вы чувствуете себя лучше? Жар спал, но вы остаетесь таким бледным, месье.
Доминик боролся с внезапно накрывшей его волной головокружения. Боже, каким же слабым он был! Несчастный наконец-то выпустил запястье женщины. Но нисколько не раскаялся в том, что напугал ее. Он хотел заставить ее нервничать, суетиться – так ею можно было с легкостью манипулировать.
– Я ощущаю боль, мадемуазель. Спина ноет, но – да, мне лучше.
– Вам выстрелили в спину, месье. Рана оказалась довольно серьезной, – тихо отозвалась она. – Вам было очень плохо. Мы боялись за вашу жизнь.
– «Мы»?
