душа поэта ждёт начала, когда уже
воспоминания змеиным жалом
лечат сердце, нагая осень за окном,
и чистый лист не дышит, замер,
и в этот час перо поэта оживает
и мчится по снежной глади, и время
у станционного смотрителя
на службе состоит, и дворовые
топят баню до красного бела,
но что до этого поэту, бежит
без устали, без цели в упряжке строк
по чернозёму вдохновенья до утренней
звезды, ещё мгновенье – и он рукой
её коснётся, но гаснет ночь, и вот
уже звезда снежинкой тает, и рассвет
рубашки белой расстёгивает ворот
по-гусарски и пьёт шампанское
с курчавым визави, и дева-лень лукаво
смотрит, когда поэт её коснётся
взглядом, и тут же садится на колени
друга, и Пушкин, ревностью объят,
встаёт из-за стола и деву сонную
ведёт в опочивальню, с него довольно,
пора и честь гусарам знать.
2
Безжалостных событий суть,
несломленной судьбы забавы,
уходят дни в последний путь
по строчкам вверх, к вершине славы.
Дуэль не вызов, а ответ
на эхо прожитых страданий,
в руке убийцы пистолет,
как ворон ранний.
Почтенных книг столпотворенье,
когорта преданных друзей
и кабинет, души творенье,
слов отлучённых Колизей.
Подходят дети, час прощанья,
рука невольно гонит прочь
тень откровенного молчанья,
горит свеча, не гаснет ночь.
Как утомительны минуты,
как оскорбителен покой,
и жизни неземные путы
летят над чёрною Невой.
3
У звёзд – своя печаль,
сродни небесной тени,
и солнца край, и слова даль
воспел твой славный гений.
Ты преумножил тишину,
забвению дал крылья славы,
воспрянул дух в твоём плену
орлом двуглавым.
В уединении нашёл
поля, и рощи, и дубравы,
ветров покорных нежный шёлк
и вечеров скупых забавы.
Скажи, как пишется, поётся
в блаженной вечной пустоте
и как душе твоей живётся
на небывалой высоте.
ЛЕРМОНТОВ
1
Уставший странник
вечных дней,
шестнадцать долгих
нежных лет
ты жил в плену любви,
мечтал о ней,
и солнце проливало дождь
из золотых монет.
На землю падали
скупые вечера,
и ночь скрывала их
под тяжестью
тревожных облаков,
обломков снов,
рассвет-отшельник выводил
неровный нервный стих
и тут же исчезал
в прибрежных водах слов.
В непрошеных людских
задумчивых краях,
где полнолунье
голосом степей поёт
и на подошвах будней
жаждет славы алчный прах,
твоя
