не находил. Только сердце и страсть, потребность и желание, не нуждавшиеся ни в вопросах, ни в ответах.
Наконец Адам неохотно отступил. Он привык побеждать, поэтому предпочитал действовать осторожно.
Кирби все еще чувствовала его вкус и дыхание на своих губах. Как она могла недооценивать Адама? Голова кружилась – никогда она не испытывала подобного. Кипящая кровь, учащенный пульс… все это случалось и раньше, но никогда еще пелена тумана не застилала разум.
Адам не знал, как долго сможет сохранять преимущество. Он улыбнулся:
– Лучше?
– Да. – Кирби пыталась обрести равновесие. Прогресс налицо. Так же как и отец, она прекрасно знала, когда нужно прибегнуть к хитрости и обману. Немного успокоившись, она направилась к двери. Требовалось немного поразмыслить и переоценить ситуацию. – Сколько вы здесь пробудете, Адам?
– Месяц, – ответил он. Странно, что она не знала об этом.
– Вы собираетесь спать со мной?
Адам уставился на нее, изумленный и восхищенный одновременно. Он всегда уважал прямоту, но в данном случае она была чересчур резкой. Он решил последовать примеру Кирби.
– Да.
Она кивнула, пытаясь не обращать внимания на дрожь, пробежавшую по спине. Игры – она наслаждалась ими. Любила побеждать. А между ними только что началась игра.
– Я подумаю об этом, – сказала она. – Спокойной ночи.
Глава 2
Нити утреннего света протягивались сквозь длинные окна столовой и плели на полу алмазную паутину. Снаружи деревья уже тронул сентябрь: листья разрумянились, горели красками от оранжево-розового до алого, некоторые сверкали золотом, другие словно покрылись ржавчиной, упорно не желая расставаться с последними капельками зелени. Лужайка пестрела осенними цветами и кустарником, охваченным пламенем. Адам рассматривал картины Фэйрчайлда.
В очередной раз он был поражен невероятным разнообразием стилей художника. Тут был и натюрморт – игра света и теней напоминала Гойю, и пейзаж в безумных оттенках Ван Гога, и портрет, пронизанный чувственностью и изяществом Рафаэля. Именно портрет привлек внимание Адама.
С полотна на него смотрела хрупкая темноволосая женщина. Безмятежная и решительная. Глаза такого же глубокого серого цвета, как у Кирби, но черты более мягкие, нежные. Мать Кирби обладала редкой красотой и сочетала в себе невероятную силу и способность сочувствовать. Хотя она не стала бы собственноручно чистить камин, она поняла бы дочь, которая не брезговала подобной работой. Адам мог видеть это на полотне, несмотря на то что никогда не встречал Рэйчел Фэйрчайлд. Отец Кирби действительно гений – он создал жизнь маслом и кистью.
На следующей картине в стиле Гейнсборо была изображена девочка в полный рост. Блестящие черные завитки струились по плечам и ниспадали на белое муслиновое платье с лифом со сборками и пышной юбкой. На ней были белые чулки и аккуратные черные туфли с пряжками.
