небольшая комната явно служила викарию кабинетом и спальней. Книжные шкафы до потолка, крепкий письменный стол и стул с высокой спинкой, тёмно-коричневый диван из кожи – всё выглядело строго и в то же время комфортно. Здесь она не заметила ни фотографий в рамках, ни картин – были только книги, папки с бумагами, настольная лампа…
Из кухни раздалось звяканье посуды: должно быть, чай готов и хозяин ставит на стол чашки.
Она вышла в небольшой коридор, который заканчивался ещё одной дверью. Толкнув её, она оказалась в светлой, оклеенной милыми обоями в мелкий цветочек комнате – безусловно, девичьей спальне. На кровати – красивое расшитое покрывало, на тёмном полу – шерстяной коврик; небольшой комод и туалетный столик в углу; у окна, выходящего в садик у церкви, – уютное кресло и скамеечка для ног. Так и тянет устроиться в нём с книжкой или просто помечтать… Над кроватью – картина с изображением маяка, написанная уверенными мазками, передающими всю его величественность на фоне бушующих волн. Она подошла ближе, чтобы разглядеть подпись или дату, которые обычно ставят в углу, и заметила необычную деталь: на балконе маяка была изображена фигурка женщины с развевающимися волосами, которая, казалось, всматривается в морскую даль и простирает к ней руки…
– Вот ты где, – в комнату вошёл старик Мэтью. – Чай готов, пойдём выпьем его, пока не остыл…
– Это комната Эллен? – спросила она. – Она сама нарисовала эту картину?
– Да, малышка с детства любила краски, – с грустью ответил старик. – Могла часами сидеть за мольбертом. Бывало, вся перепачкается, а викарий только смеётся и хвалит её рисунки. А эту картину Эллен нарисовала прямо перед своей гибелью. Я хотел убрать её вместе с рисовальными принадлежностями – их-то викарий велел сложить в кладовке, – но он решил повесить картину в этой комнате и, когда заходит сюда, всегда подолгу смотрит на неё и вздыхает…
– А в гостиной – это портрет Эллен? – спросила она, сделав несколько глотков ароматного согревающего чая, в который Мэтью не пожалел положить ни сахара, ни сливок.
– Нет, что ты: это портрет её матери, миссис Розамунд Уилкинсон. Его написал один художник из Италии, который приезжал на отдых на побережье. Розамунд брала у него уроки живописи; думаю, она и дочери передала это увлечение… Она тогда уже ждала ребёнка, очень радовалась предстоящему материнству, просто расцвела вся. Не знала, что не придётся ей понянчить малышку: не оправилась после родов, бедняжка. Миссис Эванс как-то рассказывала мне, что Эллен родилась до срока, это и подкосило здоровье её матери. А начались роды раньше положенного времени вот почему. Что-то уж очень сильно напугало жену викария, которая была в ту ночь одна: мистер Уилкинсон остался в городе по делам. Вот она и прибежала к дому Эвансов сама не своя, всё твердила про какие-то огни, про следы дьявола… Миссис Эванс говорит – родильная горячка это. Так плоха была, что пришлось её спешно везти
