надеясь его охладить.
Шоколад согрел ее изнутри. Немного расслабившись, Мила снова огляделась по сторонам, теперь более внимательно. Суета уже проникла и сюда. Люди шли по улицам, неспешно или торопливо, поворачивали и исчезали из виду, а вскоре из-за угла появлялись новые прохожие. Так много разных лиц и историй. И ни одной из них Мила не знала. Так много ярких красок и так много серого. Честно говоря, она к этому почти привыкла, пока ее мама не…
Теперь, когда ее не было рядом, груз стал слишком тяжелым. Только она верила Миле, знала о ее проклятии, принимала ее всерьез – и несмотря на все это, оставалась рядом. А больше никто. Никто.
Как можно было не возненавидеть то, что давит на грудь так, что перехватывает дыхание, то, что порождает кошмары и лишает мир красок? И как не чувствовать себя сломленной теперь, когда единственного человека, который ее любил, больше не было рядом?
Когда происходящее касается тех людей или вещей, которые по-настоящему любишь, все переживается иначе. Глубже, сильнее и болезненнее. Когда любишь, любые чувства становятся ярче. Проклятье Милы всегда было для нее тяжелым грузом, но когда она увидела, как ее мама становится Серой у нее на глазах, ей показалось, будто она куда-то падает. И сейчас она боялась, что это чувство начнет преследовать ее.
«Ты – это ты, Милена. Но мир, возможно, об этом другого мнения. Что-то следует хранить в тайне».
Она услышала мамин голос так громко и четко, словно мама стояла рядом, держала ее за руку и нашептывала эти слова ей на ухо. В какой-то момент Мила не только поняла этот совет, но и по-настоящему прониклась им, и теперь искренне следовала ему. Всегда, как бы больно ни было. Как бы больно ей ни было сейчас.
Тайны не обещали ничего хорошего. Тайны делают тебя одинокой. Вот о чем не рассказала ей мать. Но Мила знала, что, если поделиться тайной – тоже останешься в одиночестве. Некоторые тайны как проклятье. Например, ее собственная. Но и с проклятьем можно выживать. Мила была тому наилучшим доказательством.
Но она хотела большего. Она хотела жить.
2
Тариэль
Они до сих пор считали, что этот мир – идеальное воплощение равновесия. Даже сейчас, после того мгновения тишины, первого за много лет. После той невыносимой боли.
Хотя аномалия продолжала существовать, она не исчезла сама собой, и никто не мог ее найти. Она еще не разрушила, не уничтожила равновесие – пока что. Но это не означало, что она перестанет стремиться к этому. Как вообще возможно говорить о равновесии, если оно находится под угрозой изо дня в день?
Остальные могли и дальше спокойно обманывать себя. Возможно, они просто убедили себя, что эта аномалия вообще не заслуживает даже упоминания. При этом каждый из них мог почувствовать ее – стоило лишь достаточно сильно сконцентрироваться. Каждому, кто собирался произнести слово «равновесие», пока проблема оставалась нерешенной, лучше было держаться
