Рогачев ненавидел этот мультфильм, и старушка в очках – хозяйка канарейки неизменно вызывала у него ассоциации с какой-то страшной ведьмой, повелительницей мигрени. В снах Рогачеву иногда являлась эта старушка, на плече у нее сидела канарейка, а в руках старушки были зажаты направленные в его сторону заточенные, огромные вязальные спицы.
– А кто это тут у нас такой гадкий мальчишка, который посмел кидаться коровьим дерьмом в мою канарейку? – елейным голоском спрашивала старушка.
– Это он, он, бабушка, – пищала канарейка Твити, – накажи его!
Рогачев с ужасом смотрел, как бабуся, скалясь и хохоча сатанинским смехом, подходит к нему все ближе, заносит для удара руку и…
Если Петру счастливилось в этот момент очнуться, то он знал, что день пройдет отменно хорошо, но иногда бабушке-маньячке удавалось вонзить свою спицу прямо ему в голову, и тогда наяву случались самые неожиданные и непредсказуемые неприятности. Но все это было лишь сном, было лишь до настоящего момента. А сейчас старушка с канарейкой явилась Петру наяву, и он испугался, а испугавшись, подумал, что продолжать поиски Геры, видимо, ни к чему, особенно после того, как какое-то «пьяное быдло», оказавшееся к тому же политически грамотным, в двух словах рассказало ему то, о чем сам он запретил себе даже думать. Рогачев уже совсем было снял трубку телефонного аппарата местной связи, одного из тех самых аппаратов, сделанных из пластика цвета слоновой кости и с гербом государства Российского вместо диска, стоящих на отдельном столике возле его стола, и хотел сказать генералу Пете, что никого искать больше уже не надо, умолчав о подробностях разговора с Гериным «родственничком», но бабуля со спицами и канарейкой не зря решила привидеться ему в тот судьбоносный день. Несправедливо обиженный олигархический телефон, в котором от удара что-то случилось с динамиком, надтреснуто заиграл мелодию «Пинк Флойд» «We don’t need your education». Под таким сигналом в телефон Рогачева был «вшит» номер лишь одного человека на свете – того самого профессора, его бывшего научного руководителя и ректора «академии нефтяников», отца Насти и тестя Германа.
– О-о-о! Только не сейчас! – простонал Рогачев, но генералу Пете звонить не стал. К профессору Рогачев всегда питал самые теплые чувства, ведь тот вывел его в люди, и Рогачев вместе со своим «другом» Хроновским всегда помогал родному вузу и охотно брал в «Юксон» его выпускников.
– Алле! Да, Зиновий Иннокентьевич, – смакуя, произнес Петр замысловато-редкое имя, – сколько лет, сколько зим! Давненько не слышались!
– Здравствуй, Петенька, – интеллигентно-заискивающим голосом произнес Настин папа, – да и мы уж все глаза проглядели.
– Ну… вы же понимаете, я… И вообще…
– Да, конечно, я все понимаю, Петр Сергеевич. Вы теперь человек государственный, на большом посту, как и всегда, а мы-то черви книжные, у нас, как в той рекламе про новозеландский сыр, «жизнь течет неторопливо и старомодно».
«Будет денег просить, – подумал Рогачев, –
