пытался настроиться на программу, которую я уже почти поймал, но ничего не вышло. В этом диапазоне слышались только завывание и треск. Он заявил мне в своей обычной сардонической манере, что с моего прибытия начало происходить множество необъяснимых явлений!
В конце концов Джон бросил это занятие и отправился на боковую. Пожалуй, я тоже последую его примеру, хотя сначала еще разок попробую настроить приемник – моя всегдашняя ненависть к этой механической твари начинает понемногу притупляться, ведь теперь это единственное звено, связывающее меня с внешним миром.
На следующее утро – 10-го. Началось похолодание, которое обещали по радио. Лично я не заметил большой разницы, разве что протапливать домик пришлось подольше, а все, что способно задубеть, задубело. Позднее собираюсь помочь Джону наколоть дров – я сам на этом настоял. Он с легким раздражением осведомился, удалось ли мне превзойти его в обращении с приемником и поймать окончание той научной передачи, – говорит, последним, что он слышал, проваливаясь в сон, было завывание помех. Я ответил, что нет, – сон кузнечным молотом оглушил меня в тот самый момент, когда я крутил ручку настройки. Как добрался до кровати, помню довольно смутно, хотя вроде действительно припоминаю сонное рычание Джона: «Да выключи ты приемник, ради бога!»
Кстати, столкнулись еще с одним странным феноменом – или тем, что могло сойти за подобный феномен с некоторой натяжкой. Посреди завтрака я заметил, что Джон пристально смотрит мне через плечо. Я обернулся, и через мгновение увидел что-то необычное в морозном узоре окна. Более подробный осмотр поверг нас в полнейшее замешательство.
На стекле образовался причудливый волнистый рисунок. Его образовывали несколько параллельных рядов выпуклых треугольных бугорков с тонкими как волосок прожилками, расходящимися из центра к краям. Он был явно толще всего остального узора. Я никогда не видел, чтобы на стекле получалось нечто подобное. Ближайшая аналогия, которая в тот момент пришла мне в голову – не слишком точная, – со щупальцами осьминога или каракатицы. Почему-то припомнилось описание демона, промелькнувшего над краем утеса в «Короле Лире»: «Он был рогат и с тысячью носов». У меня возникло впечатление, будто узор образован неким предметом намного холоднее самого стекла, ненадолго к нему прижавшимся, хотя, конечно, это совершенно невероятно.
Я с удивлением услышал от Джона, что, по его мнению, узор есть и на самом стекле, но, соскоблив часть наледи, он и впрямь обнаружил такие же бледно-голубоватые или лиловатые очертания.
Обсудив все возможные объяснения, мы остановились на том, что похолодание – одно из самых внезапных за последние годы, по словам Джона, – выявило скрытые дефекты стекла, внеся какие-то изменения в молекулярное строение, отчего его теплоемкость стала неоднородной и послужила причиной соответствующей неоднородности толщины узора. Те же изменения вызвали и появление слабого лиловатого оттенка – если, конечно, его там и раньше
